Древние фолианты в кожаных переплетах. Три квадратные деревянные коробочки из-под шанхайского импортного чая, расписанные желтыми, красными и черными цветами, веерами, женщинами и сампанами. Откуда-то из-за стенки негромко звучало «Кабаре». Под потолком застыл вентилятор с деревянными лопастями.
Мы замерли в дверях, разинув рот. В этой невероятной гостиной жил автор наших любимых книг — и все сходилось, тютелька в тютельку.
— Эта комната либо покоряет с первого взгляда, либо приводит в совершеннейший ужас. — Анна протиснулась между нами, мы же как к месту приросли — стояли и озирались. — Моя мама была очень консервативной женщиной. Обожала подушечки, салфеточки и чехольчики на чайник. Теперь все это пылится на чердаке, потому что сразу после ее смерти мы с отцом преобразили гостиную. Сделали такой, как мечтали годами. Я ведь с самого раннего детства любила все то же, что и он.
— Потрясающе! Как подумаю обо всех этих книгах и персонажах, а потом вижу это… — Я обвел руками комнату. — Это все он. Маршалл Франс в чистом виде.
Анне понравились мои слова. Она так и просияла, затем велела нам войти и сесть. Я говорю «велела», потому что все ее реплики звучали как приказ или категорическое утверждение. Неуверенность была ей совершенно чужда.
Однако Саксони двинулась прямиком к наручной кукле, свисавшей с крючка на стене.
— Можно попробовать?..
Мне казалось, что просить об этом прямо с порога было не очень вежливо, но Анна разрешила. Сакс потянулась было к кукле, но отпрянула:
— Это же Клее!
Анна молча кивнула. И, приподняв брови, взглянула на меня.
— Это же Пауль Клее! — Саксони ошеломленно перевела взгляд с куклы на Анну, потом на меня. — Откуда у вас…
— Хорошо, мисс Гарднер, пятерка с плюсом. Не многие знают, какая это редкость.
— Она кукольных дел мастер, — сказал я, пытаясь не остаться в стороне.
— Но это же Клее!
Попугай из Саксони получался образцовый. Она сняла куклу со стены так, будто это чаша Грааля, и заговорила, но почти неслышно — то ли сама с собой, то ли с куклой.
— Сакс, ты что говоришь?
— Пауль Клее, — подняла она голову, — сделал пятьдесят таких кукол для своего сына Феликса. Но двадцать оригиналов были уничтожены во время войны, когда бомбили Дессау. Остальные должны храниться в одном швейцарском музее.
— Да, в Берне. Но отец и Клее долгие годы активно переписывались. Началось с того, что Клее прислал письмо, как ему понравилось «Горе Зеленого Пса». Когда отец рассказал Клее о своей коллекции, тот прислал ему одну куклу.
На мой непросвещенный взгляд, такие куклы делают на уроке труда в четвертом классе.
Сакс опустилась в стоящее рядом кожаное кресло, продолжая интимную беседу с Клее. Я посмотрел на Анну и улыбнулся, а Анна улыбнулась мне. Две секунды Саксони как будто не было с нами в комнате. Две секунды я чувствовал, как легко и приятно было бы быть любовником Анны. Это чувство прошло, но отголосок остался.
— Ну а вы кто такой, мистер Эбби? Не считая того, что сын Стивена Эбби?
— Кто я такой?
— Да, кто вы? Откуда вы, чем занимаетесь?
— А, понятно. Ну, я преподаю в средней школе в Коннектикуте…
— Преподаете? Вы хотите сказать, что вы не актер?
Я глубоко вздохнул и положил ногу на ногу. Между отворотом брючины и носком показалась полоска моей волосатой ноги, и я прикрыл ее рукой. На вопрос/утверждение Анны хотелось ответить какой-нибудь шуткой.
— Ха-ха, нет, одного актера в семье достаточно.
— Да, genug. Я себя чувствую так же. Я бы никогда не смогла стать писателем.
Анна невозмутимо посмотрела на меня. И снова возникла эта невысказанная близость, только для нас двоих. Или мне пригрезилось? Я потянул шнурок ботинка и развязал. Пока я завязывал его снова, Анна проговорила:
— Какую из книг отца вы любите больше всех?
— «Страну смеха».
— Почему? — Она взяла с края стола продолговатое стеклянное пресс-папье и стала вертеть в руках.
— Потому что ни одна другая книга так не близка моему миру. — Я снял ногу с ноги и наклонился вперед, опершись локтями на колени. — Чтение книг — по крайней мере для меня — вроде путешествия в чей-то чужой мир. Если книга хорошая, ты чувствуешь себя в нем уютно и в то же время волнуешься, что будет дальше, что ждет тебя за следующим углом. А если книжка паршивая, это все равно что ехать через Секокас в Нью-Джерси — вонища, и жалеешь, что там оказался, но раз уж заехал, то задраиваешь все окна и дышишь ртом, пока не проедешь.
Анна рассмеялась и наклонилась потрепать за ухом Нагелину; толстая короткая башка бультерьера лежала на ее туфле.
— Значит, вы непременно дочитываете любую книгу до конца?
— Имею такую ужасную привычку. Даже если это самая худшая книга на свете, мне все равно не слезть с крючка, пока не узнаю, чем же там все закончилось.
— Очень интересно… Дело в том, что мой отец был таким же. Если уткнется во что-нибудь — хоть в телефонный справочник, — обязательно дочитает до плачевного финала.
— Его еще не экранизовали?
— Что?
— Телефонный справочник. — Я понял, что шутка ужасная, как только произнес, но Анна даже не изобразила улыбки. Мне подумалось, не судит ли она будущих биографов по их чувству юмора.
— Извините, я оставлю вас на минутку, ладно? Надо глянуть, как там наш ужин.
Нагелина осмотрела нас с Саксони, повиляла хвостом, но осталась лежать на полу. Естественно, я вскочил и начал шарить по комнате. Франс или кто-то в доме явно любил биографии и автобиографии, поскольку множество их было повсюду — с загнутыми страницами и отчеркнутыми абзацами. И подбор был странный — «Волшебный ковер» Ричарда Халлибертона, записные книжки Макса Фриша (на немецком), Алистер Краули и священник, участвовавший во французском Сопротивлении, «Встречи с замечательными людьми» Гурджиева, «Майн Кампф» (на немецком), записные книжки Леонардо да Винчи, «Трое на зубной щетке» Джека Паара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77