Исключения делались для немногих фаворитов, которым дозволялось отклоняться от установленного маршрута и гулять по имению, с тем чтобы затем разносить по свету хвалу сатрапу.
Ничего удивительного, что в подобных условиях Ньирагонго, имевший несчастье стоять на территории парка, пребывал в отличие от Килауэа неведомой землей. До 1948 года, когда нам впервые удалось заглянуть туда (что навлекло на нас громы и молнии всемогущего владыки), никто и не знал, что в его кратере находится единственное в мире озеро расплавленного базальта! С тех пор на вулкан было наложено табу.
После первого визита пять лет назад к краю гигантского котла я думал лишь о том, как бы вернуться туда. Мне хотелось не просто еще раз взглянуть на дивное зрелище; в мечтах мне рисовалось, как я беру пробы для последующего анализа и провожу серию спектрограмм бурлящей лавы.
В этом районе наблюдалось крайне интересное явление. По соседству здесь стоят два действующих вулкана – Ньирагонго и Ньямлагира, причем начинают действовать они то одновременно, то порознь. Питает ли их один очаг или каждый связан со своим резервуаром? Существует ли подземный канал между двумя конусами?… Пять лет назад, когда я изучал извержение паразитного конуса Ньямлагиры, мне показалось, что вулканы не зависимы друг от друга. Анализ лав из кратеров позволил бы прояснить картину. Но взятие проб из Ньямлагиры было несложным долом, а вот в Ньирагонго надо было опускаться достаточно глубоко.
Базальты Ньира существенно отличаются от базальтов Ньямы. Подобная вещь склоняла к мысли, что глубинные резервуары обоих вулканов различны. Но без анализа образцов сегодняшней лавы из кратера Ньирагонго нельзя было сделать окончательного вывода. Оставался единственный способ – сходить за материалом в Ньирагонго и сравнить его с пробами Ньямлагиры.
Внешне все вырисовывалось просто: найти носильщиков, добраться до кратера (3500 метров над уровнем моря), спуститься в него, проделать необходимые замеры, взять пробы и вернуться назад. Так по крайней мере это выглядело бы в любом другом месте земного шара, но… Именно в этот момент я узнал, что вулканологу, приехавшему сюда после успешных экспедиций в Соединенных Штатах, на Гавайях и в Японии, не удалось получить, несмотря на долгие и хитроумные демарши, разрешение посетить – в сопровождении охранников – спящий кратер Ньямлагиры. Ни о чем другом он даже не просил. Можно представить себе, как была бы воспринята просьба о восхождении на Ньирагонго. Надо было либо отказаться от затеи, либо, улучив момент, как-то одолеть препоны, воздвигнутые самодуром…
Подготовка к операции прошла без сучка, без задоринки. Раздобыли четыреста метров тонкого стального троса для спуска снаряжения в кратер. Приборы, поклажу и продовольствие разложили в холщовые мешки по пятнадцати килограммов в каждом. Больше класть было нельзя, поскольку подъем предстоял крутой, а местные носильщики далеко не геркулесы.
В один из дней я встретился с давно живущей здесь знакомой француженкой по имени Брижитта.
– Ко мне пришел старый вождь Камузинзи, – сказала она, – просит кое-что из лекарств. Думаю, вам будет интересно поговорить с ним о вулканах.
Старик сидел на траве возле самой воды, попыхивая в ладони крохотной носогрейкой. Возраст местных жителей определить трудно: лица их очень рано покрываются морщинами. Но вождь показался мне действительно старым: его проволочная шевелюра была совсем седой, равно как и тощая бородка. Он сидел на корточках, расправив потертую бумазейную пагне, Длинная до пят юбка, которую носят мужчины и женщины.

смежив веки, погруженный в думу. Рядом также молча сидели двое юношей с трубками. Все трое рельефно вырисовывались на лазурном фоне казавшегося безбрежным озера. Дожди кончились уже несколько недель назад, и над озером, как всегда в сухой сезон, повисла водяная пыль, скрадывавшая видимость в одном-двух лье. Не было ни противоположного берега, ни гор. Вода и небо.
– Расскажи нам о вулканах, Камузинзи, – испросила Брижитта. – Мы сможем туда добраться?
Вождь помолчал, медленно вытянул изо рта трубку и обронил:
– Огненные горы – наши.
Он говорил на смеси кисуахили с киньяруанда, которую разбирала одна лишь Брижитта.
– Белые люди запрещают нам ходить туда. Но после смерти мы все равно окажемся там.
– После смерти?
– Хо-о… Мы, черные люди, уходим туда после смерти. Белые нет. Баньяруанда и ватусси – в Ньирагонго, а бахунде, батокаиджву и букаву – в Ньямлагиру.
– А что делают мертвые в вулканах, Камузинзи?
– Живут там. Мужчины и женщины. Ждут своих вождей.
– И работают?
– Нет, они не ходят в поле, не ловят рыбу, не охотятся. Но они подчиняются своим вождям.
– А что они едят там, Камузинзи?
– Хо-о… А что ест сейчас твоя тень? Разве теням нужна еда? Хо-о…
– А откуда огонь в вулкане?
– Огонь? Его разводят там кимвали (духи). Вождь приказывает им, они начинают раздувать пламя, и от этого загораются деревья, трава, камни…
– Значит, извержениями командуют умершие вожди?
– Да. Если сильно осерчают на что-нибудь. Нугамбва в свое время повелел сделать большо-о-о-й огонь… Он рассердился, что после его смерти балиоко заняли его земли, взяли рабов и весь урожай.
– Ну, а еще?
– Каждый раз, как умирает большой вождь, из вулкана выходит огонь. И чем больше вождь, тем больше огонь.
– А кто извергается сильнее?
– Ньямлагира, потому что он муж Ньирагонго. Ньирагонго жена Ньямлагиры. А Ньямлагира был большой, очень большой вождь давным-давно. Ньирагонго была ему…
Он смолк и погрузился в глубокую думу, словно вспоминая о величии своих предшественников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56