ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
– спросил прокурор.
– Нет, – ответил я. – Сын и мать доведены шпиономанией почти до помешательства. К чему было подбрасывать дрова и в без того полыхавший костер?
– Зря, – сказал прокурор. – Следовало сообщить… Так что же ты все-таки ему ответил?
– Если один человек убежден в том, что второй человек – верблюд, второму бывает очень трудно доказать обратное, – ответил я.
***
Переслени поглядел на меня исподлобья.
– Впрочем, – сказал он, – мне все равно, кто ты – гебист или журналист. В любом случае приятно поговорить с человеком, приехавшим оттуда.
– Если не хочешь брать телефон, давай его обратно.
Он ничего не ответил, но бумажку с телефоном поглубже упрятал в карман. Лена забрала чашки со стола и понесла их на кухню. Когда дверь захлопнулась, Переслени сказал:
– Как-то я был у приятеля на парти Вечеринка (англ.).
. Мы переписывали кассеты, пили чай… Девчонок не было. Я говорю: «Без женщин нельзя!» – «Давай, – отвечает он, – позвоним моей подружке, пригласим ее и попросим взять с собой какую-нибудь симпатичную девчонку. Идет?» Я обрадовался. Словом, скоро появляется его Ирина с приятельницей. Бог мой – что за Ирина! Мы знакомимся с ней, а я чувствую, что уже по уши ин лав Влюблен (англ.).
… Понимаешь, я впервые полюбил по-настоящему красивую женщину. Роскошная коса на спине, большие глаза, чистый лоб, алые губы… Я медленно, но верно сходил с ума. А потом мы гуляли с ней по свежему снегу вдоль Москвы-реки. Я волновался, жутко хотел курить.
Стрельнул сигаретку у водителя грузовика. Но Ирина сказала, что, если я посмею закурить, она начнет раздеваться… А ведь мороз стоял, снег кругом. Словом, она победила. Мы бродили с ней до вечера, а меня не покидало тягостное предчувствие разлуки. С тех пор она так и осталась в памяти – недосягаемо прекрасной. Первой и последней. Самой дорогой на свете. Ты мне больше не напоминай о ней – не то опять, как баба, разревусь… Ладно?
Мне хотелось успокоить его, но я не знал, как.
– Знаешь, – сказал я и положил руку на его плечо, – по мне, уж лучше страдания неутоленной любви, вечная скорбь и тоска, чем неизбежное разочарование и цепь предопределенных банальностей. Да! Чуть не забыл…
Я еще раз порылся в нагрудном кармане куртки и выложил его старенький профсоюзный билет. Сказал:
– Это тебе на память. Маргарита Сергеевна просила передать.
Алексей раскрыл книжицу и, глянув на фотографию, рассмеялся:
– Какой же я здесь дурак! Ах, дурак! И ничего еще не знаю о том, что случится со мной всего через год… Бедный, глупый мальчик… Знаешь, вместо профсоюзного билета ты бы лучше привез мне веточку рябины… Я когда-то рябину посадил у нас в деревне под Москвой. Хотя, – он махнул рукой, – деревню снесли и рябину, должно быть, тоже не пощадили. Ну, пора ехать!
***
…По пути в аэропорт мы заехали в местную православную церковь. Она одиноко стояла посреди огромного шумного города. Омытая теплым вечерним, еще моросившим дождем. Окутанная туманом и темнотой. Внутри было тепло и сладковато пахло топленым воском.
Переслени подошел ближе к алтарю, и я краем глаза увидел, как зашевелились его губы:
– И крестом святым… Пречистая… Пресвятая.., раба Божия.., упование мое…
О чем просил Переслени Бога в тот теплый августовский вечер под шум дождя и потрескивание свечей? Услышал ли Господь его молитву? А если да, то как рассудил?
***
Приблизительно через две недели в генеральное консульство СССР в Сан-Франциско позвонил человек, назвавшийся Алексеем. Он просил о встрече. Сказал, что находится в закрытой для советских людей зоне Сиэтла. Однако дело было в пятницу вечером, и консульские работники уже собрались расходиться по домам. Человеку, назвавшемуся Алексеем, предложили связаться с консульством в понедельник утром.
Но он больше не позвонил…
***
Ирина недавно вышла замуж. По-прежнему живет в Москве, и, как говорят, брак ее счастливый. Но иногда, раз или два в год, когда странная тоска опускается на сердце, она подходит к телефону и, убедившись, что поблизости никого нет, звонит Маргарите Сергеевне. Они обмениваются новостями, долго разговаривают, вспоминая былое, и прощаются до следующего Ирининого звонка. Повесив трубку, Маргарита Сергеевна достает из комода картонную коробку и беззвучно – чтобы не потревожить соседей – плача, перебирает вещи, оставшиеся от Алексея, – расческу, комсомольский билет, носовой платок… Ирина же спешно прячет в сумочку книжку, где записан телефон женщины, которой не суждено было стать ее свекровью, и идет хлопотать по хозяйству.
XVIII
На центральном направлении вывода войск, в районе Южного Саланга, шла подготовка к последним боевым действиям против Ахмад Шаха. Но здесь, в Найбабаде, что затерялся среди бескрайних пустынных песков, в семидесяти километрах от советской границы, война, казалось, уже закончилась. О ней напоминали лишь бесконечные колонны боевой и транспортной техники, уныло тянувшиеся с юга на север, к Хайратону.
Близ этого глинобитного городка, в расположении мотострелковой дивизии, начальник штаба 40-й армии генерал-майор Соколов разместил запасной армейский командный пункт. Дней за десять до пересечения границы последним советским подразделением сюда, как предполагалось, должен был переместиться командующий армией генерал-лейтенант Громов. На всякий случай оборудовали отдельный модуль для руководителя оперативной группы Министерства обороны, все еще находившегося в Кабуле.
Солдаты его так и окрестили – «домик Варенникова».
В расположении дивизии гасли последние огни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Нет, – ответил я. – Сын и мать доведены шпиономанией почти до помешательства. К чему было подбрасывать дрова и в без того полыхавший костер?
– Зря, – сказал прокурор. – Следовало сообщить… Так что же ты все-таки ему ответил?
– Если один человек убежден в том, что второй человек – верблюд, второму бывает очень трудно доказать обратное, – ответил я.
***
Переслени поглядел на меня исподлобья.
– Впрочем, – сказал он, – мне все равно, кто ты – гебист или журналист. В любом случае приятно поговорить с человеком, приехавшим оттуда.
– Если не хочешь брать телефон, давай его обратно.
Он ничего не ответил, но бумажку с телефоном поглубже упрятал в карман. Лена забрала чашки со стола и понесла их на кухню. Когда дверь захлопнулась, Переслени сказал:
– Как-то я был у приятеля на парти Вечеринка (англ.).
. Мы переписывали кассеты, пили чай… Девчонок не было. Я говорю: «Без женщин нельзя!» – «Давай, – отвечает он, – позвоним моей подружке, пригласим ее и попросим взять с собой какую-нибудь симпатичную девчонку. Идет?» Я обрадовался. Словом, скоро появляется его Ирина с приятельницей. Бог мой – что за Ирина! Мы знакомимся с ней, а я чувствую, что уже по уши ин лав Влюблен (англ.).
… Понимаешь, я впервые полюбил по-настоящему красивую женщину. Роскошная коса на спине, большие глаза, чистый лоб, алые губы… Я медленно, но верно сходил с ума. А потом мы гуляли с ней по свежему снегу вдоль Москвы-реки. Я волновался, жутко хотел курить.
Стрельнул сигаретку у водителя грузовика. Но Ирина сказала, что, если я посмею закурить, она начнет раздеваться… А ведь мороз стоял, снег кругом. Словом, она победила. Мы бродили с ней до вечера, а меня не покидало тягостное предчувствие разлуки. С тех пор она так и осталась в памяти – недосягаемо прекрасной. Первой и последней. Самой дорогой на свете. Ты мне больше не напоминай о ней – не то опять, как баба, разревусь… Ладно?
Мне хотелось успокоить его, но я не знал, как.
– Знаешь, – сказал я и положил руку на его плечо, – по мне, уж лучше страдания неутоленной любви, вечная скорбь и тоска, чем неизбежное разочарование и цепь предопределенных банальностей. Да! Чуть не забыл…
Я еще раз порылся в нагрудном кармане куртки и выложил его старенький профсоюзный билет. Сказал:
– Это тебе на память. Маргарита Сергеевна просила передать.
Алексей раскрыл книжицу и, глянув на фотографию, рассмеялся:
– Какой же я здесь дурак! Ах, дурак! И ничего еще не знаю о том, что случится со мной всего через год… Бедный, глупый мальчик… Знаешь, вместо профсоюзного билета ты бы лучше привез мне веточку рябины… Я когда-то рябину посадил у нас в деревне под Москвой. Хотя, – он махнул рукой, – деревню снесли и рябину, должно быть, тоже не пощадили. Ну, пора ехать!
***
…По пути в аэропорт мы заехали в местную православную церковь. Она одиноко стояла посреди огромного шумного города. Омытая теплым вечерним, еще моросившим дождем. Окутанная туманом и темнотой. Внутри было тепло и сладковато пахло топленым воском.
Переслени подошел ближе к алтарю, и я краем глаза увидел, как зашевелились его губы:
– И крестом святым… Пречистая… Пресвятая.., раба Божия.., упование мое…
О чем просил Переслени Бога в тот теплый августовский вечер под шум дождя и потрескивание свечей? Услышал ли Господь его молитву? А если да, то как рассудил?
***
Приблизительно через две недели в генеральное консульство СССР в Сан-Франциско позвонил человек, назвавшийся Алексеем. Он просил о встрече. Сказал, что находится в закрытой для советских людей зоне Сиэтла. Однако дело было в пятницу вечером, и консульские работники уже собрались расходиться по домам. Человеку, назвавшемуся Алексеем, предложили связаться с консульством в понедельник утром.
Но он больше не позвонил…
***
Ирина недавно вышла замуж. По-прежнему живет в Москве, и, как говорят, брак ее счастливый. Но иногда, раз или два в год, когда странная тоска опускается на сердце, она подходит к телефону и, убедившись, что поблизости никого нет, звонит Маргарите Сергеевне. Они обмениваются новостями, долго разговаривают, вспоминая былое, и прощаются до следующего Ирининого звонка. Повесив трубку, Маргарита Сергеевна достает из комода картонную коробку и беззвучно – чтобы не потревожить соседей – плача, перебирает вещи, оставшиеся от Алексея, – расческу, комсомольский билет, носовой платок… Ирина же спешно прячет в сумочку книжку, где записан телефон женщины, которой не суждено было стать ее свекровью, и идет хлопотать по хозяйству.
XVIII
На центральном направлении вывода войск, в районе Южного Саланга, шла подготовка к последним боевым действиям против Ахмад Шаха. Но здесь, в Найбабаде, что затерялся среди бескрайних пустынных песков, в семидесяти километрах от советской границы, война, казалось, уже закончилась. О ней напоминали лишь бесконечные колонны боевой и транспортной техники, уныло тянувшиеся с юга на север, к Хайратону.
Близ этого глинобитного городка, в расположении мотострелковой дивизии, начальник штаба 40-й армии генерал-майор Соколов разместил запасной армейский командный пункт. Дней за десять до пересечения границы последним советским подразделением сюда, как предполагалось, должен был переместиться командующий армией генерал-лейтенант Громов. На всякий случай оборудовали отдельный модуль для руководителя оперативной группы Министерства обороны, все еще находившегося в Кабуле.
Солдаты его так и окрестили – «домик Варенникова».
В расположении дивизии гасли последние огни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60