ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Там я понял: чем дальше от людей, от мира – тем ближе к Богу. Однако я не хочу Бога без мира, а мира без Бога… Начал читать книги по российской истории, увлекся русской философско-религиозной мыслью. Глотал страницы, коченея от тех бездн, что вдруг открывались мне.
Много размышлял над тем, что произошло с Россией в октябре 17-го. Вдруг понял: по нехватке веры большевики надругались над законами жизни. Парадокс заключается в том, что, разрушив самодержавие, они через тридцать лет опять воссоздали его. Если бы в пятидесятом году состоялась коронация Сталина, это было бы воспринято страной как нечто само собой разумеющееся. Я вот о чем иногда думаю: если бы России была дана возможность развиваться в этом веке на основе конституционной монархии, православной церкви и молодого, неудержимого капитализма, она была бы сейчас впереди Америки – уж поверь! Но такая перспектива пугала: тогда-то и выпустили большевиков из бутылки… Ну, что – приговорим пузырек к смертной казни?
Переслени улыбнулся и кивнул на остатки водки. Выплеснув ее в пластиковые стаканчики, он оглянулся по сторонам. Трусившие вдоль дорожек поджарые американцы с удивлением наблюдали за нами.
– Водка – тоже спорт! – переводя дух после большого глотка, прохрипел Переслени. – Они, идиоты, не понимают.
Словно желая еще больше шокировать пуританствующую Америку, Переслени встал с лавки, принял позу оперного певца и запел низким грудным голосом:
Широка-а-а страна моя родная!
Много в ней больших концлагерей.
Я другой такой страны не знаю,
Где людей содержат, как зверей-е-е-ей!
Зааплодировав самому себе и раскланявшись на три стороны, он сел.
– В Афганистане, – Алексей посерьезнел, – я видел, как люди боролись друг с другом за будущность страны.
Десятки стран сегодня борются за будущность мира. Я же предпочел уйти в семинарию и бороться с бесами только за самого себя. Каждый должен следовать за Богом в меру своего разумения. Там я понял, как далеко христианство от Христа, а коммунизм – от коммунистической мечты… Россия сегодня стоит на пороге новой веры или философии – называй, как хочешь. Мир прошел уже через религию Бога-Отца. Он познал религию Бога-Сына. Настал черед религии Бога-Духа Святого. Верю, что она выйдет из России.
Мысль его металась из стороны в сторону, словно птица в комнате. Говорил он быстро, глотая слова, изредка облизывая сухие губы. Глаза Переслени горячечно блестели.
– Россия, – продолжал он, схватив меня за руку, – вечно шарахалась из стороны в сторону, едва поспевая за своей интеллигенцией. Возьмем для примера девять лет войны в Афганистане. Страна перескочила от убеждения, что «вой на – это святое, патритическое дело», к уверенности в том, что «война – это ад, мерзость и позор», не только без каких-либо сомнений, но и без всякой промежуточной стадии. А как будет думать она завтра утром? Ты знаешь? Я – нет. И все же, куда бы Россию ни повело, она все равно останется сильной, великой. Конечно же, не из-за армии. Из-за веры. Для русских вера – чудо, для американцев – рутина и тоска. Вот в этом вся разница… Я не столь примитивен, чтобы считать Америку символом и средоточием прогресса.
Критерием развитости общества служит его умение распознавать зло, природу зла. С Добром все ясно. Оно неизменно, как заповеди Христа. Но зло – каждый век оно меняет личину, вновь и вновь загадывая нам головоломную загадку.
Человечество много тысяч лет тому назад начало партию в шахматы с дьяволом. То он нас загоняет в угол, то мы его: шах, жертвуем королевой и принципами, офицером и армией, атакуем, бессмысленно рокируемся, ход конем, пат!
Дьявол знает миллион этюдов и защит, а мы – только те, на которых споткнулись и расшибли себе лоб… Трагедия России в двадцатом веке проистекает из ее бескультурья – истинную интеллигенцию-то выбили! – и, как следствие, из ее неумения распознавать зло, маскирующееся под добро.
Именно поэтому оказался возможным сталинизм, его модификации. И даже ввод войск в Афганистан. Вторжение окрестили интернациональным долгом, а мы и поверили…
Окровавленный краешек неба на западе отчаянно боролся с наступавшей ночью за жизненное пространство. Казалось, кто-то случайно разлил там, над горизонтом, красное вино. Тяжелые тучи бесшумно ворочались над нашими головами, грозясь проливным дождем. Было ощущение, что если он и пойдет, то непременно кровавый.
– И долго ты проучился в семинарии? – спросил я.
– Год. Вернулся потом сюда, – сказал Алексей и закурил.
***
– Здорово они его за один год накачали! – заметил прокурор и покрепче ухватился руками за сиденье, чтобы не свалиться на днище при посадке вертолета.
***
– Пошли домой. – Алексей глянул на небо. – Сейчас ливанет.
***
– Во – темень найбабадская! Так ее и разэтак! – чертыхнулся прокурор, когда все три колеса Ми-8 коснулись железных плит вертолетодромчика.
Мы встали и пошли: с Переслени – домой, на 16-ю авеню, а с прокурором – в расположение дивизии.
***
– Приехав в Сан-Франциско, – продолжал Переслени, – я вскоре сошелся с Ленкой. Совершенно случайно.
Мне как-то позвонили знакомые и спросили, не хочу ли я познакомиться с Сашей, с Александром Вороновым, тоже бывшим военнопленным. Я, конечно, обрадовался. Дали мне его адрес. Рванул к нему. Там-то и увидел Ленку. Ну, у нас с ней закрутилось-понеслось. Одним словом, роман. Ерундовый, конечно, но роман. Однажды она мне говорит: «Слушай, у меня с мужем плохо получается. Если хочешь, давай снимем с тобой квартиру». Вот мы и сняли. Нравится?
Я кивнул, продолжая думать о Воронове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Много размышлял над тем, что произошло с Россией в октябре 17-го. Вдруг понял: по нехватке веры большевики надругались над законами жизни. Парадокс заключается в том, что, разрушив самодержавие, они через тридцать лет опять воссоздали его. Если бы в пятидесятом году состоялась коронация Сталина, это было бы воспринято страной как нечто само собой разумеющееся. Я вот о чем иногда думаю: если бы России была дана возможность развиваться в этом веке на основе конституционной монархии, православной церкви и молодого, неудержимого капитализма, она была бы сейчас впереди Америки – уж поверь! Но такая перспектива пугала: тогда-то и выпустили большевиков из бутылки… Ну, что – приговорим пузырек к смертной казни?
Переслени улыбнулся и кивнул на остатки водки. Выплеснув ее в пластиковые стаканчики, он оглянулся по сторонам. Трусившие вдоль дорожек поджарые американцы с удивлением наблюдали за нами.
– Водка – тоже спорт! – переводя дух после большого глотка, прохрипел Переслени. – Они, идиоты, не понимают.
Словно желая еще больше шокировать пуританствующую Америку, Переслени встал с лавки, принял позу оперного певца и запел низким грудным голосом:
Широка-а-а страна моя родная!
Много в ней больших концлагерей.
Я другой такой страны не знаю,
Где людей содержат, как зверей-е-е-ей!
Зааплодировав самому себе и раскланявшись на три стороны, он сел.
– В Афганистане, – Алексей посерьезнел, – я видел, как люди боролись друг с другом за будущность страны.
Десятки стран сегодня борются за будущность мира. Я же предпочел уйти в семинарию и бороться с бесами только за самого себя. Каждый должен следовать за Богом в меру своего разумения. Там я понял, как далеко христианство от Христа, а коммунизм – от коммунистической мечты… Россия сегодня стоит на пороге новой веры или философии – называй, как хочешь. Мир прошел уже через религию Бога-Отца. Он познал религию Бога-Сына. Настал черед религии Бога-Духа Святого. Верю, что она выйдет из России.
Мысль его металась из стороны в сторону, словно птица в комнате. Говорил он быстро, глотая слова, изредка облизывая сухие губы. Глаза Переслени горячечно блестели.
– Россия, – продолжал он, схватив меня за руку, – вечно шарахалась из стороны в сторону, едва поспевая за своей интеллигенцией. Возьмем для примера девять лет войны в Афганистане. Страна перескочила от убеждения, что «вой на – это святое, патритическое дело», к уверенности в том, что «война – это ад, мерзость и позор», не только без каких-либо сомнений, но и без всякой промежуточной стадии. А как будет думать она завтра утром? Ты знаешь? Я – нет. И все же, куда бы Россию ни повело, она все равно останется сильной, великой. Конечно же, не из-за армии. Из-за веры. Для русских вера – чудо, для американцев – рутина и тоска. Вот в этом вся разница… Я не столь примитивен, чтобы считать Америку символом и средоточием прогресса.
Критерием развитости общества служит его умение распознавать зло, природу зла. С Добром все ясно. Оно неизменно, как заповеди Христа. Но зло – каждый век оно меняет личину, вновь и вновь загадывая нам головоломную загадку.
Человечество много тысяч лет тому назад начало партию в шахматы с дьяволом. То он нас загоняет в угол, то мы его: шах, жертвуем королевой и принципами, офицером и армией, атакуем, бессмысленно рокируемся, ход конем, пат!
Дьявол знает миллион этюдов и защит, а мы – только те, на которых споткнулись и расшибли себе лоб… Трагедия России в двадцатом веке проистекает из ее бескультурья – истинную интеллигенцию-то выбили! – и, как следствие, из ее неумения распознавать зло, маскирующееся под добро.
Именно поэтому оказался возможным сталинизм, его модификации. И даже ввод войск в Афганистан. Вторжение окрестили интернациональным долгом, а мы и поверили…
Окровавленный краешек неба на западе отчаянно боролся с наступавшей ночью за жизненное пространство. Казалось, кто-то случайно разлил там, над горизонтом, красное вино. Тяжелые тучи бесшумно ворочались над нашими головами, грозясь проливным дождем. Было ощущение, что если он и пойдет, то непременно кровавый.
– И долго ты проучился в семинарии? – спросил я.
– Год. Вернулся потом сюда, – сказал Алексей и закурил.
***
– Здорово они его за один год накачали! – заметил прокурор и покрепче ухватился руками за сиденье, чтобы не свалиться на днище при посадке вертолета.
***
– Пошли домой. – Алексей глянул на небо. – Сейчас ливанет.
***
– Во – темень найбабадская! Так ее и разэтак! – чертыхнулся прокурор, когда все три колеса Ми-8 коснулись железных плит вертолетодромчика.
Мы встали и пошли: с Переслени – домой, на 16-ю авеню, а с прокурором – в расположение дивизии.
***
– Приехав в Сан-Франциско, – продолжал Переслени, – я вскоре сошелся с Ленкой. Совершенно случайно.
Мне как-то позвонили знакомые и спросили, не хочу ли я познакомиться с Сашей, с Александром Вороновым, тоже бывшим военнопленным. Я, конечно, обрадовался. Дали мне его адрес. Рванул к нему. Там-то и увидел Ленку. Ну, у нас с ней закрутилось-понеслось. Одним словом, роман. Ерундовый, конечно, но роман. Однажды она мне говорит: «Слушай, у меня с мужем плохо получается. Если хочешь, давай снимем с тобой квартиру». Вот мы и сняли. Нравится?
Я кивнул, продолжая думать о Воронове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60