Двое из моих агентов были пойманы и убиты. Как видите, я ничего от вас не скрываю. Я вовсе не хочу, чтобы вы могли когда-нибудь Упрекнуть меня в том, что я не сказала вам, чем могут грозить признания принцессы Манипурской.
— Продолжайте, — сказал я твердо. Она поблагодарила меня взглядом.
— Итак, я вынуждена была изменить маршрут. Мои два транспорта отправились к камбоджийскому побережью, где их погрузили на пароход, который, обогнув Малакский полуостров, выгрузил их в Мульмейнском порту, одно имя которого говорит за то, что там у нас имеются соучастники. И вот эти ящики приготовлены для следующего транспорта. Я жду прибытия еще других. Содержимое их — патроны и гранаты, которыми нас снабдили революционеры Юннана и Кантона. С тех пор как я здесь, Ангкор-Том превратился в сплошной пороховой погреб. Здесь имеется также достаточное количество взрывчатых веществ, которые могут позволить мне, если только меня накроют, превратиться в ничто…
Апсара поднесла лампу к одному из ящиков.
— Бога ради! — сказал я, хватая ее за руку. — Подумайте о великом деле, которому вы так нужны.
Она посмотрела на меня с мрачным видом.
— Права ли я была, — сказала она, — будучи с вами так откровенна? Не нарушила ли я клятву? Не напрасно ли я выдала вам тайну, не мне одной принадлежащую? Достойны ли вы доверия, которое я вам оказала?
Что бы ты сделал на моем месте? Впрочем, я отлично знаю. Разве мы, французы, не похожи друг на друга? Мы всегда говорим — да. Только впоследствии мы уже думаем о результатах нашего увлечения. Но тогда обычно бывает уже слишком поздно. Тогда отступать уж не приходится.
— Ваше высочество, — сказал я, целуя ей руки, — ваше высочество!..
Она покачала головой и улыбнулась так, что я, ты, даже сам старикашка Барбару дали бы растерзать себя на куски за одну эту улыбку.
— Называйте меня просто Апсарой.
Я вернулся домой незадолго до утреннего пения птиц. Максенс еще не спала.
— Ну, нечего сказать! — воскликнула она. — Вот так час для возвращения! Я уже решила, что вы стали добычей тигров. Очевидно, вам так интересно было с вашими резидентами…
К счастью, она не настаивала, а то я совершенно не представлял себе, что бы я мог измыслить для извинения при всем том хаосе, который творился в моей голове. Да кроме того, ты ведь знаешь, как я всегда боялся лжи.
— Знаю, знаю, — сказал я. — Но единственное, о чем я не догадываюсь, мой милый Рафаэль, так это о том, как ты потом выкрутился из подобного положения?
Я был столь взволнован, что выпил залпом свой стакан виски, да в придачу еще и стакан Рафаэля, который он себе только что налил.
— Ну, наконец-то, — сказал мой друг, — вот это я понимаю! Впервые за весь вечер ты решился освежиться, не заставляя себя просить об этом. Я убедился, что ты прекрасно понял, в какое щекотливое положение поставили меня признания принцессы Манипурской. Я отдал себе в этом отчет лишь позже. Не скажу, чтобы я пожалел когда-либо о данном мною Апсаре слове. Нет. Ведь как-никак слово это было брошено не на ветер. Пожалуй, это даже был один из тех редких случаев, когда чувство вязалось с рассудком. В политическом отношении я считал, что торжество Бирмы будет не так уж плохо для Франции. Не было ничего более естественного в том, что моя страна, связанная стеснительными международными соглашениями, могла открыто принять сторону Бирмы. Во всяком случае один из ее сынов имел право, даже был обязан на свой страх и риск вступить на путь, запрещенный государственным мужам. Последние вправе были бы вынести мне порицание в случае неудачи. Вот все, что касается рассудка. В отношении же чувства, внушенного юной принцессой, оно было очень сильно. Но я вовсе не хочу, чтобы кто бы то ни был мог плохо о нем подумать. Чувство это покоилось на уважении, преданности и, к чему скрывать, на восхищении перед лучистой красотой Апсары. Как бы там ни было, но я связался со всем этим без всякого принуждения. Наши беседы, повторяющиеся все чаще и чаще, отнимали у меня большую часть времени. Остаток же его я ни на что не способен был потратить, ибо от всех этих событий постоянно пребывал в каком-то нервном трансе. А занятия мои все умножались. Прежде всего необходимо было пополнить свои технические познания об Анкгоре и его истории. Подле меня находился ментор, не допускавший шуток по этому вопросу. И вот как раз через неделю после моего разговора с Апсарой я получил от моего директора из Ханоя крайне сухое письмо, в котором он требовал от меня спешного доклада по одному очень сложному археологическому вопросу. Я еще расскажу тебе о нем в дальнейшем. Ты понимаешь, меня хотели испытать. Кроме всего этого, мне нельзя было пренебрегать моими отношениями с резидентом и Монадельши. Телеграмма от моего знаменитого лионского покровителя известила меня о том, что бригадир будет помещен в список лиц, награждаемых медалью министерства земледелия. По этому случаю Монадельши выражал мне такую признательность, что я не мог ее не принять, несмотря на ее несвоевременность. Он буквально не хотел разлучаться со мной, и мне стоило больших трудов избавляться от него, когда мне нужно было посетить Апсару в ее таинственном Убежище. Да ведь, кроме того, не забывай, мой милый Гаспар, что была еще и миссис Вебб!
— Как? — сказал я. — Разве она еще не уехала? Я думал, что она пробыла в Ангкоре недели две, не больше.
— Да, так она предполагала вначале. Но ей там так понравилось, что она решила остаться еще немного. Если бы я проявил малейшее неудовольствие по поводу ее решения, я был бы самым неблагодарным существом. Представь себе, накануне ее намеченного отъезда она вошла ко мне, в мой рабочий кабинет, когда я бился над каким-то ужасным арабским памятником, открытым в Пном-Бакхенге, и протянула мне телеграмму, прыгая от радости:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58