Когда девушке минуло двадцать лет, хаджа влюбился в нее и женился на ней. От этого брака было двое детей. Являясь единственными отпрысками династии Аломпры, они обязаны были теперь восстановить трон Бирмы и вести священную войну против завоевателей.
В момент катастрофы, сделавшей этих детей сиротами, старшему мальчику было около восьми лет, а девочке три года. Несмотря на все предосторожности, тайна их королевского происхождения скрывалась плохо. И англичане узнали об этом. Однажды ночью манипурский дворец был захвачен отрядом британских солдат. Раджа и его супруга принцесса были арестованы. Их перевезли на Андаманские острова, где они вскоре и умерли. Была ли их смерть естественной — неизвестно! Я никогда не узнаю этого, как, вероятно, никогда не удастся мне найти маленькое кладбище, где они похоронены.
Между тем раджа, предупрежденный об опасности, грозившей ему, успел укрыть своих детей в безопасном месте. Старший Знао, порученный верному приближенному, был отвезен на север, к нашим дакоитам. И впоследствии, под именем принца Мульмейнского, сделался там предводителем войск — грозою наших врагов. На его долю выпала нелегкая задача, и я стараюсь помочь ему, чем могу.
Что сталось с девочкой, вы уже знаете. По соседству с нашим королевством есть королевство Камбоджа, верный союзник Бирмы, теперешний король его Народон, ненавидя Англию, перешел на сторону Франции. Туда-то и отвез меня шиваитский жрец, взявший на себя заботы обо мне. Он проник через Лаос сначала в Камбоджу, а затем и в ее столицу. Двор Пномпеня принял маленькую беглянку-принцессу. И было решено, что я буду жить там до тех пор, пока наши враги сочтут себя избавленными от последних потомков Аломпры.
Я никогда не забуду той сцены, которая произошла в последние минуты, проведенные нами, детьми, с нашими любимыми родителями. Появление британских солдат служило прекрасным доказательством того, что гнев бога Шивы еще не иссяк. Тогда мудрый жрец Бутсомали, который должен был увезти меня, заставил мою мать решиться на совершение обряда, о котором он толковал с первых дней нашего рождения и на который она все не решалась, страшась его последствий для нас. Брат и я были отведены в храм, прилегающий к дворцу, и торжественно посвящены богу Шиве, чтобы искупить преступление короля Тхи-Бо. И, кажется, эта жертва пришлась по душе божеству: когда наши маленькие головы, распростертые у подножья статуи, поднялись, ужасное изображение улыбалось.
Рассказав обо всем, что предшествовало моему рождению и что должно было руководить моей жизнью, Бутсомали впал в молчаливую медитацию. Я старалась не нарушать этого молчания, не прерывая его ни одним вопросом. Разве не было достаточно того, что я знала?
Злодеяния, несчастия, великолепие моего рода и моей страны — вся эта необычайно мрачная история почти двух веков, пережитая мною, молодой девушкой, почти за один час, отняла у меня силы. Меня пугало то, чего ждали от меня — не из страха перед долгом, а из боязни, что я не сумею оказаться на должной высоте перед той колоссальной, ответственной задачей, которую на меня возлагали.
— А где же мой брат? — спросила я наконец.
— Принц Энао — среди верных людей, у истоков Иррауди, около Брамапутры. Это он прислал меня к принцессе Апсаре.
— Чтобы я отправилась к нему, не правда ли? Жрец покачал головой.
— Нет еще.
За минуту до этого я вся дрожала, предвкушая неизбежность борьбы. А теперь испытывала почти разочарование, узнав, что время еще не пришло.
— Я должна оставаться здесь?
— Нет, — сказал Бутсомали. — В настоящее время наши враги потеряли след принцессы Манипурской. По всей вероятности, они считают ее мертвой. Но до наступления великого дня ее место не среди наших солдат, она нужна в другом месте. Такова воля принца Мульмейнского, вот его приказания…
Сказав это, он вынул из молитвенника пергамент, запечатанный черной и зеленой печатью, и протянул его мне. Я склонилась над ним.
— О, отец, приказывай, я подчинюсь, — сказала я.
На следующий день мы покинули пномпеньский дворец, где протекли мои лучшие годы (я только теперь в этом убедилась). Мы ехали преимущественно ночью, и по мере того как мы передвигались, воспоминания, которые я считала уже почти исчезнувшими, нахлынули на меня с прежней силой. Пристанищем служили нам пагоды, и часто, просыпаясь, я видела заботливо склоненное надо мной лицо доброго Бутсомали. И мне казалось тогда, что я все еще маленькая девочка и что дорога, по которой нам надо идти, та же самая, что мы проделали пятнадцать лет тому назад из Манипура в Камбоджу.
Времена изменились. Но мы все же должны были быть настороже, ибо плотна и густа сеть английского шпионажа. В Сайгоне мы сели на пароход, оба одетые в туземные одежды, и таким образом достигли Франции; ехали мы в четвертом классе, в трюме, смешавшись с толпой буддистских странников, отправлявшихся на Цейлон, и мусульман с Зондских островов, едущих в Мекку.
В Сингапуре я впервые столкнулась лицом к лицу с английскими солдатами, двумя унтер-офицерами британской полиции. У Бутсомали я научилась искусству владеть собой. Путешествие проходило в нескончаемых разговорах. Он раскрывал мне замыслы моего брата. В настоящий момент борьба за независимость несколько затихла. Продолжались лишь отдельные засады, нападения, дабы показать противнику, что враг не дремлет. Но в действительности предводители были заняты реорганизацией войск и снаряжения на европейский манер. И поэтому принц Мульмейнский решил, что сестра его, в ожидании решительного момента, должна употребить эти годы на изучение западноевропейских народов — залог победы над ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58