И хотя передо мной стояла чашка с кофе, она подошла ко мне.
Чего-нибудь желаете? Она совсем не походила на официантку. Скорее, на литерторшу или аптекаршу, которой не хочется ехать по распределению в провинцию.
– Спасибо, – сказал я. – В следующий раз воспользуюсь вашей любезностью.
Они улыбнулась и отошла. Господи, неужели это я сказал такое? Мне казалось, что говорил некто, сидевший во мне, о существовании которого, я и не подозревал. В следующие месяцы, пока я свыкался с возвращением в собственную шкуру, не раз попадал в подобные нелепые положения, даже перед близкими людьми. В чем вы и сами убедитесь.
Больше мне тут было нечего делать. И все-таки я не смел встать с места, как будто на ногах у меня коньки, а я не умею кататься. Однако надо было уходить; когда я вышел, день показался мне необыкновенно жарким и пустым. Только вечно веселые воробьи счастливо чирикали, прыгая босиком по раскаленным плитам. Чего еще ждать от бедняжек, которые и в самую большую жару не могут забыть холодную зиму.
Я думал о Лидии – как-то она меня встретит? – и не понимал, откуда эта тревога. Разве у меня на лице написано, что память вернулась ко мне? Невозможно! Наверное, я, как все мужчины, боялся женской интуиции. Это непонятное слово становится реальным, когда мы соотносим его с женщиной. Я шел медленно, стараясь держаться в тени – деревьев или домов, все равно. Пусть все будет естественно и по-человечески. Незачем загружать себе голову ненужными планами или стратегиями. Лучше реагировать спонтанно и доверять своим реакциям, тогда не будет места человеческой лжи и подлости.
Я встал у двери и позвонил. Послышался тяжелый, я бы сказал какой-то деревянный, стук шагов. Дверь открылась так стремительно, что воздушный вакуум всосал меня внутрь. Мы смотрели друг на друга выжидательно, и каждый был полон своих страхов.
– Господи, куда ты запропал? – радостно воскликнула она. – Я решила, что что-нибудь случилось.
– Что могло случиться?
– Откуда мне знать? Ведь вы вернулись в город около десяти…
– Да, кое-что случилось, – сказал я. – Но это не так важно.
Мы говорили в прихожей. Хотя там было темновато, Метил, как она вздрогнула. Я схватил ее за плечи и ел в холл. Она обернулась и посмотрела на меня, все с надеждой во взгляде.
– А что именно?
– Ко мне вернулась память. Я помню не все, конечно достаточно…
Я хорошо видел, как в глазах ее вспыхнули одновременно радость и отчаяние. Отчаяние и радость, уничтожили друг друга. Она вдруг одеревенела, стала совсем бесчувственной, каким был я все это утро. Надежда угасла. Маленькое, ужасное слово «достаточно» было тяжелее приговора.
– И что же?
– Да ничего, – ответил я. – Во дворе было ужасно темно. Я видел только голое колено. Это и в самом деле было твое колено?
Бог мне свидетель – я давал ей последний шанс. Шанс, который был одновременно и подлостью – и для меня, и для нее. Она спокойно могла бы ответить мне: «Это было колено Мины, конечно… Они уехали, а я осталась в баре допивать!»
– Я не хотела тебя обманывать, Мони! – сказала Она. – Но не имела права и сказать тебе. Ради твоего здоровья и спокойствия.
– Так я и думал, – сказал я. – А кто был второй?
– Христофор.
– Да, знаю. Я видел подкладку пиджака. Да. Так оно и было. Подкладку из шотландской клсгки, которую трудно спутать. Но и без пиджака я знал, что это он. Не случайно он всю ночь визжал мне про бесов. Лидия отошла к окну, вся ее фигура выражала подавленность.
И почему ты выбрала именно Христофора? – спросил я. – Для своей карательной экспедиции?
– А кого? – чуть ли не шепотом спросила она. – Вы так были близки друг другу! Чуть ли не как боги! Просто я хотела разбить ваши высокомерные морды!
– Не ищи оправданий! – сказал я. – Ты просто была безобразно пьяна! Иначе не сделала бы такого свинства!
– Свинства? – только тут она обернулась и посмотрела на меня. – А ты что, был рыцарем? Теперь по крайней мере ты прекрасно помнишь, что делал сам. И, конечно, все у меня за спиной.
Да, она была права, что сказала это. Вообще не надо было ставить ее в неравноправное положение. Как это было столько раз. Но что я мог сейчас сделать? Уйти в другую комнату, будто ничего не случилось? Но это подавило бы ее гораздо больше. И гораздо сильнее испугало бы.
– И что же получается? – иронически спросил я. – Ты просто решила наказать меня? За все свои обиды?
– Думай что хочешь! – мрачно сказала она. – Сейчас я не могу ничего больше сказать. Или нет, скажу: ты стал мне отвратителен! Так что теперь мы квиты!
– Нет, не квиты! – сказал я. – Мы не можем быть квиты! Что бы я ни делал, я все-таки делал это как человек! А не как свинья – на улице… в машине собственного мужа…
– Ты делал вещи куда отвратительнее, Мони, – чуть слышно отозвалась она. – И куда страшнее! Ты должен был увидеть это – во имя человеческой справедливости. Дело в том, что я… я…
– Ты испугалась?
Не надо было ее перебивать. Наверное, она хотела сказать что-то другое, но поспешно согласилась со мной.
– Да, испугалась. Испугалась до смерти, до ужаса…Я не такая и никогда такой не была. Какова я ни есть – такой сделал меня ты.
В боксе этот удар называется апперкот. Подготовиться к нему невозможно. Я ничего не ответил, и но, кажется, придало ей сил.
– Я вообще не уверена, что ты когда-нибудь любил меня. Ты просто присвоил меня для собственных потребностей, а о моих и не задумался. Я не родилась бездельницей, Мони. Ты вырвал меня из жизни, как из грядки вырывают лук. А когда начались твои отвратительные женские истории…
– Хватит! – сказал я. – Меня не обманешь! Ты спилась в последние годы… Когда я особенно был занят работой… А не женщинами…
– А Мина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84