Когда позже я впервые увидел Марту, то действительно узнал ее. Но это была скорее догадка. Чуть позже я не узнал собственного дома.
Конечно, все эти затруднения изчезли бы, если бы я принял за истину то, что заявил доктору Топалову: память – не образ или знак внешней действительности, а сама внешняя действительность. Но оставим пока в стороне эту дикую идею, какие бы безмерно богатые возможности она ни открывала; ведь у меня нет никаких доказательств. Откуда им быть, когда вся наука – против меня. Да и человеческая практика. Когда я посылаю денежный перевод по телеграфу из Софии в Варну, это, конечно, не означает, что мои деньги текут по проводам из одного города в другой. По проводам текут знаки, против которых можно получить деньги. Но и полученные деньги – тоже знаки, а не строго определенная реальность. Я могу послать бумажку в двадцать левов, а мой адресат в Варне получит четыре бумажки по пять левов.
Вот и второй вывод. В сознании существуют не только образы, существуют и знаки. Память надо рассматривать и как знак, и как образ одновременно. Эта двойственность немного неприятна, потому что вряд ли знаки полностью и всегда соответствуют образам действительности. И в то же время знаками гораздо легче оперировать, они удобнее в обращении и даже, кажется, надежнее сохраняются. Не будь знаков, у меня бы сейчас не было никакой памяти. Процесс манипулирования знаками и образами мы называем мышлением. Сумму или склад образов и знаков – знанием. Кроме них, на этом невероятном складе хранятся и продукты нашего собственного мышления, которые мы тоже называем знанием.
Как ни спорны были мои мысли, я чувствовал, что стою на правильном пути. Именно чувствовал. Я все время употребляю это слово как синоним для «думаю» и «знаю»; наверное, с вами тоже так бывает. Уже сейчас могу сказать, что это причинило мне самые большие из всех затруднений, которые я сам себе создал, причем создал умышленно.
В конечном счете, что же выходит? Я утратил только образы, иногда не могу найти слова, то есть знаки. Но знание, хотя и ущербное, осталось при мне. Я думаю и рассуждаю с необыкновенной легкостью, безупречная логика моего мышления озадачивает даже доктора Топалова. Не следует спешить с конечными выводами, однако очевидно, что образное и логическое мышление каким-то образом мешают друг другу. И в то же время друг другу помогают. Это один из парадоксов живой жизни, который делает ее необыкновенно богатой и сложной. И на первый взгляд как будто совсем исключает ее из области законов мертвой природы, так называемой физики. Так это или нет, люди обязательно когда-нибудь узнают, хотя это будет страшно трудно. Но я чересчур далеко забегаю в своих мыслях; вернемся к нашей теме.
В интересах истины должен пояснить следующее. У меня сохранились и другие виды памяти, в чем я до сих пор не могу дать себе ясный отчет, например, так называемая моторная память. Когда я впервые сел за руль, например, я и понятия не имел, как управлять машиной, обращаться со скоростями и прочее. И несмотря на это, совершенно спокойно включил зажигание, осторожно отпустил сцепление и поехал. Лишь впервые минуты я ощущал известную неуверенность, а потом вести машину показалось мне так же легко и просто, как ходить пешком, например. Я сохранил и слуховую память. Иногда где-то в глубине моей души звучат мелодии, которые я слышал, наверное, много лет назад. Они не просто звучат, я мог бы воспроизвести их вслух так точно, будто они записаны на магнитофонную ленту. Я уже не говорю о памяти обоняния – ее феномены кажутся мне подчас просто необъяснимыми.
Итак, готов ли я к третьему выводу? Кажется, еще нет. В чем проблема? Мне трудно выразить ее словами. И все-таки: почему потеря образной памяти о прошлом существовании вызвала такие глубокие изменения в моей личности? А в последнем я уже не сомневался. Пока что мне представляются возможными только два варианта. Утраченная личность (в том числе поведение) – всего лишь внешняя облочка моей неизменной человеческой сущности. Второе: человеческая личность вообще немыслима без идеи собственной цельности, неразрывности, непрерывности, любая подробность в ней что-то значит, ничего не решая целиком. Как это ни странно, мне и в голову не пришло третье возможное решение, которое впоследствии окажется чуть ли не самым важным.
Эти мысли в какой-то мере успокоили меня. Я сидел за рулем уже четыре часа, на шоссе стало довольно оживленно, пора было переключать внимание на дорогу. К тому же мощный аппарат в моей черепной коробке утомился. И только тут в голове у меня сверкнуло. Воображение! Что такое воображение? Какую роль оно играет в формировании личности или всего сознания? Минут за пятнадцать слегка заторможенной умственной деятельности я пришел к следующему приблизительному выводу. Воображение – способ образного мышления при помощи действительных или придуманных образов. Роль его, судя по моему опыту, не особенно активная, но я не имел права судить по себе. В моем сознании существовали только новые образы, их запас был крайне скуден; я тут же вспомнил, как трудно мне было сочинить первый проект. Всегда ли было так со мной? Нет, не может быть. Главное качество архитектора – пространственное мышление, выраженное в воображаемых структурах. Вряд ли я мог бы стать известным архитектором, если бы не обладал богатым пластичным воображением…
К этому времени я уже выбрался из правецкой долины на зеленое, но скудноватое ботевградское плато.
Страшно хотелось пить. С самого отъезда из Брестника у меня во рту не было ни капли, я не взял с собой воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84