– Погоди судить, дождись конечного результата, – откликнулся он, короткими мазками зарисовывая пляж. – Заинтересовался ещё в медицинской школе. Рисование помогало сбросить напряжение. И предпочитаю акварели – в особенности для таких пейзажей.
– И каков сам ландшафт! – воскликнула Бонтьер, указывая на индейские колонны. – Mon dieu , что за громадины!
– Ага. Предположительно, устричные раковины в самом низу насчитывают три тысячи лет, а сверху – всего четыреста. В начале семнадцатого века индейцев вынудили уйти, – поведал Хатч и жестом указал вверх по течению. – Вдоль реки рассыпаны доисторические индейские стоянки. Ещё одно интересное местечко – Микмак, на острове Рэкиташ.
Бонтьер вскарабкалась на усыпанный ракушками берег к подножию ближайшей колонны.
– Но почему они оставили здесь все эти ракушки? – крикнула она.
– Никто не знает. Это же чёртова уйма работы. Помню, как-то читал, что у них у них была для этого некие религиозные причины.
Бонтьер расхохоталась.
– Вот как. Религиозные. Мы, археологи, всегда так говорим, когда чего-то не понимаем.
Хатч поменял кисточку.
– Скажи-ка, Изобель, – спросил он. – Чем я обязан твоему визиту? Уверен на все сто – ты можешь провести воскресенье поинтереснее, чем в погонях за старыми медиками.
Лицо Бонтьер осветилось озорной улыбкой.
– Я хотела выяснить, почему ты не попросил меня о новом свидании.
– Почему, спрашиваешь? Я просто понял, что ты считаешь меня хилым камышом. Помнишь свои слова насчёт того, что у нас, северян, из костей ушла вся жизненная сила?
– Ах, да! Но я бы не назвала тебя хилым камышом, если правильно понимаю термин. Наверное, спичка – аналогия получше, non ? Что тебе нужно, так это правильная женщина – она тебя воспламенит, – ответила она и беспечно запустила ракушкой в воду. – Но единственная проблема – убедиться, что ты не выгоришь слишком быстро.
Хатч вернулся к пейзажу. В разговорах такого плана Бонтьер непобедима.
Археолог снова подошла к нему.
– К тому же я опасалась, что ты встречаешься с другой женщиной.
Малин поднял голову.
– Да-да, как же её зовут? Жена пастора. Твоя давняя, давняя подруга.
– Она тем для меня и есть, – произнёс Хатч, чуть резче, чем намеревался. – Просто подруга.
Бонтьер с любопытством сверлила его взглядом, и он вздохнул.
– Она недвусмысленно дала мне понять.
– И ты разочарован, – изогнув брови, заметила археолог.
Хатч опустил кисть.
– По правде говоря, я даже не знал, чего ожидать от моего возвращения. Но она ясно дала понять, что наши отношения в прошлом. Написала в письме, если говорить начистоту. И это больно. Но – знаешь что? Она абсолютно права.
Бонтьер продолжила смотреть на него, на лице расцвела улыбка.
– Чему ты улыбаешься? – спросил Малин. – Доктор со своими любовными проблемами? У самой, поди, грешки водятся.
Бонтьер расхохоталась, отказываясь проглотить наживку.
– Я улыбаюсь с облегчением, monsieur . Но ты, очевидно, совершенно во мне не разобрался, – при этих словах она ласково провела пальцем по его запястью. – Я люблю эту игру, comprends ? Но только правильному мужчине позволю себя поймать. Мамочка вырастила из меня ревностную католичку.
Хатч удивлённо воззрился на неё. Затем снова взялся за кисть.
– Я думал, ты сегодня запрёшься с Найдельманом, и вы будете сидеть за картами и диаграммами.
По её лицу промелькнула тень. Смена темы, видимо, пришлась ей не по вкусу.
– Нет, – ответила она. Хорошее настроение бесследно исчезло. – У капитана больше нет терпения заниматься археологией. Ему нужно быстрей, быстрей, vitement , и к чёрту всё остальное. Сейчас он в Колодце, готовится копать. Ни поисков артефактов, ни стратиграфического анализа… Для меня это невыносимо.
Не веря своим ушам, Хатч посмотрел на неё.
– Капитан работает сегодня?
Работа в воскресенье, когда в медпункте никого – грубое нарушение техники безопасности.
Бонтьер кивнула.
– Как только выяснили, что это шпиль, он стал одержим. Не думаю, что он за всю неделю вообще сомкнул глаз, настолько занят. Но, что интересно, несмотря на весь пыл, ему потребовалось два дня, чтобы попросить помощи у моего милого землекопа! Я снова и снова твердила ему, что Christophe , который столько знает об архитектуре – тот самый человек, который нужен для восстановления опор. Но он, казалось, пропускал всё мимо ушей, – сказала она и покачала головой. – Я никогда его не понимала, а сейчас, кажется, понимаю ещё меньше.
Какой-то миг Хатч раздумывал, не рассказать ли о тревоге Найдельмана насчёт саботажника, но решил, что не стоит. Хотел поделиться информацией о найденных им документах, но решил, что и это может обождать. Вообще всё может подождать. Пусть Найдельман копает в воскресенье, раз ему невтерпёж. Сегодня выходной, чёрт побери, и всё, что нужно ему, Малину, – закончить пейзаж!
– Пора браться за Маунт-Ловелл, – произнёс доктор, кивая на тёмную гору вдали.
Бонтьер смотрела, как он обмакивает кисть в серый цвет, примешивает толику кобальтовой сини и кладёт на бумагу толстый мазок, за границу между небом и землёй. Затем, сняв с мольберта доску, Малин перевернул рисунок вверх ногами, выжидая, покуда свежая краска не затечёт за горизонт. Лишь после этого он снова перевернул доску и вернул её на место.
– Mon dieu ! Где ты этому научился?
– Во всём свои маленькие хитрости, – ответил Малин, промывая щетинки и складывая тюбики в коробку. Он поднялся на ноги. – Ей надо подсохнуть. Почему бы нам не слазить наверх?
Они вскарабкались на колонну повыше, под ногами захрустели ракушки. Оказавшись на вершине, Хатч бросил взгляд на реку, поверх лодок. В окрестной дубовой роще копошились птички, воздух был чистым и тёплым;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134