– Я ни разу в жизни не находила так много и так быстро. И потом, взгляни сюда, – попросила она, подняла золотую монету и вложила ему в руку. – Понятия не имею, сколько у тебя денег – но дублон, вроде этого, советую не потерять.
Хатч взвесил монету в руке. То оказался крупный испанский дублон, холодный и восхитительно тяжёлый. Золото блестело так ярко, словно монету отлили лишь неделю назад. По центру шёл Крест Иерусалима, обхватывая льва и башню, что символизировали Лион и Кастилью. По краю монеты шла надпись «PHILIPPVS+IV+DEI+GRAT». Золото согрелось в ладони, а сердце забилось чаще вопреки его воле.
– А теперь, ещё одна загадка, – продолжила Бонтьер. – В семнадцатом столетии моряки никогда не хоронили людей одетыми – потому что, tu sais tu sais (фр.) – знаешь ли. – прим. пер .

, одежда была для них весьма и весьма ценна. Но если тебе приходится хоронить одетых, ты, по крайней мере, их обыщешь, non ? Мешочек золота в ботинке был целым состоянием для кого угодно, даже для пирата. И потом, почему они бросили здесь всё остальное? Пистолеты, сабли, ружья, пики – всё это неотъемлемая часть их жизни. А секстант, средство найти дорогу в море? Никто не оставил бы всё это по доброй воле.
В этот миг появился Сен-Джон.
– Мы нашли новые кости, Изобель, – сказал он, слегка коснувшись её за локоток.
– Ещё? В новом квадрате? Christophe , как здорово!
Хатч проследовал за ними обратно к месту раскопок. Рабочие целиком обнажили второй квадрат, и теперь энергично взялись за третий. Глядя в новую яму, Хатч почувствовал, как возбуждение уступает место тревоге. Ещё три черепа оказались во втором квадрате, вместе с огромной грудой прочих костей. Повернувшись, Малин увидел, как рабочие щёткой счищают грязь на третьем участке. Он заметил, как показался новый череп, и ещё один. Работы продолжались, девственная почва безостановочно исторгала из себя коричневые останки: трубчатую кость, затем таранную и пяточную – от ступни. Последняя лежала сверху, как если бы труп опустили в яму лицом вниз.
– А на зубах скрипит песок, – пробормотал Хатч.
– Что? – не понял Сен-Джон.
– Неважно. Строчка из «Илиады».
Никто и никогда не хоронит людей лицом вниз, по крайней мере, если к ним есть пусть толика уважения. Братская могила , – подумал Хатч. – Тела бросали как попало . Всё это напомнило нечто такое, что ему однажды пришлось исследовать в Центральной Америке – трупы крестьян, гражданских жертв военного переворота.
Даже Бонтьер умолкла, её радость быстро увяла.
– Что здесь могло произойти? – спросила она, оглядываясь по сторонам.
– Не знаю, – ответил Хатч, у которого засосало под ложечкой.
– Я не замечаю признаков насилия на костях.
– Насилие не всегда оставляет ясные следы, – ответил Хатч. – Или они могли погибнуть от болезни или истощения. Медэкспертиза могла бы помочь.
Он отвернулся от мрачного зрелища – от массы коричневых костей, лишь сейчас увидевших свет, от скелетов, местами лежащих друг на друге, от клочьев их полусгнившей кожи, темнеющих в моросящем дождике.
– А ты можешь провести такую экспертизу? – спросила Бонтьер.
Хатч некоторое время молчал, стоя на краю могилы. Приближался вечер, опускались сумерки. В дожде, тумане и надвигающейся полумгле, под мрачные звуки далёкого прибоя, всё, казалось, становится серым и мёртвым, словно саму жизненную силу высосало из ландшафта.
– Да, – наконец, ответил он.
И они снова помолчали.
– Что здесь могло случиться? – прошептала Бонтьер, обращаясь к самой себе.

26

На рассвете следующего дня главные члены экспедиции собрались в рулевой рубке «Гриффина». Атмосфера разительно отличалась от той подавленной и деморализованной, которая, как помнил Хатч, была после несчастного случая с Кеном Филдом. Сегодня в воздухе витало электричество, предчувствие чего-то большого. У края стола Бонтьер разговаривала со Стритером насчёт переброски находок к главному складу. Тот молча слушал. С другого края, неимоверно растрёпанный и неопрятный, Вопнер оживлённо перешёптывался с Сен-Джоном, перемежая речь дикими жестами рук. Как обычно, капитана не было видно, он в своей каюте выжидал, когда соберутся все. Хатч налил себе чашку кофе и взял огромный жирный пончик, после чего уселся рядом с Рэнкиным.
Дверь в рубку отворилась, появился Найдельман. Пока он спускался по ступенькам, Хатч моментально понял, что настроение капитана совпадает со всеобщим. Тот жестом попросил доктора подойти к нему.
– Я хочу, чтобы вы приняли это, Малин, – негромко произнёс капитан, вкладывая что-то тяжёлое в его руку.
Хатч с удивлением узнал массивный золотой дублон, который вчера нашла Бонтьер. Он с немым вопросом посмотрел на капитана.
– Это немного, – продолжил Найдельман со слабой улыбкой. – Бесконечно малая порция той доли, которую вы в конце концов получите. Но это – первый плод наших усилий. Я хочу, чтобы вы взяли его в качестве символа нашей признательности. За то, что сделали такой трудный выбор.
Хатч пробормотал слова благодарности, засовывая монету в карман, и, возвращаясь на своё место, почувствовал себя непостижимо смущённым. Почему-то ему не понравилась идея забрать дублон с острова, словно это могло принести неудачу в раскопках остальных сокровищ. Неужели я тоже становлюсь суеверным ? – полушутя, полусерьёзно подумал он и сделал зарубку на память – запереть монету в медицинском бараке.
Найдельман быстрым шагом подошёл к столу, встал во главе его и, излучая потрясающую энергию, принялся рассматривать свою команду. Капитан выглядел безукоризненно: принявший душ, чисто выбритый, одетый в плотное хаки, чистая кожа без морщин и складок, натянутая на кости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134