Кир Булычев
Заповедник для академиков


Кир Булычев. Заповедник для академиков

Глава первая

22 октября 1932 года. День был такой дождливый и сумрачный, что Лидия не уловила момента, когда он, закончившись, стал мокрой октябрьской ночью, хотя на часах было всего около шести и люди возвращались со службы. На трамвайной остановке у Коровьего Вала народу было видимо-невидимо, все молчали, терпели дождь, а оттого почти не двигались – словно стая воронов с рисунка Беклина. Лидочка пожалела, что не взяла зонтик, хотя отлично знала почему – зонтик был старый, одна из спиц торчала вверх, к тому же он был заштопан. Она не могла ехать в санаторий ЦЭКУБУ с таким зонтиком. А у шляпки поля были маленькие, капельки дождя свисали с полей, росли и срывались, норовя попасть на голую шею, – и, как ни кутайся, им это удавалось.
«Семерки» долго не было. Лидочка совсем промокла и готова была вернуться в общежитие – обойдемся без ваших милостей, Академия наук! Но идти обратно было еще противнее, чем стоять. И Лидия решила, что, если она досчитает до тысячи и трамвая еще не будет, она уйдет. Когда она досчитала до тысячи шестисот, показались огни трамвая, Лидия влезла в вагон как обезумевшая миллионерша, которая рвется добыть место в шлюпке тонущего «Титаника». Те, кто лез вместе с ней, ругались, конечно, но поддались ее напору. Лидия втиснулась в конец вагона – там меньше толкали, поставила чемодан на пол между ног и хотела отыскать петлю, чтобы держаться, но петли близко не было – все расхватали. Лидочка расстроилась, но тут высокий мужчина с маленькой изящной головой в зеленой тирольской шляпе и усиками а-ля немецкий фашист Адольф Гитлер подвинул ей свою петлю, а сам ухватился за стойку.
– Вам так будет yдобнее, – сказал он.
В душном тепле набитого трамвая вода начинала испаряться и возникали запахи нечистого белья, пота, духов, табака и сивухи. Но от мужчины в тирольской шляпе пахло приятно и иностранно. Хороший мужской одеколон. И плащ на нем иностранный. Наверное, дипломат. Или чекист. Нет, чекист не стал бы носить такие усы.
Высокий мужчина смотрел на Лиду спокойно и уверенно – так, наверное, положено смотреть на женщин на Западе, охваченном мировым кризисом.
Старый вагон трамвая жестоко раскачивало на рельсах, дребезжали стекла в рамах, кондукторша выкрикивала остановки, люди, отогревшись, пустились в разговоры.
Лидочка подумала, что этот иностранец, наверное, тоже едет в «Узкое», правда, это было маловероятно, так как по Большой Калужской и улицам, что текут рядом с ней, стоит столько домов и учреждений, – что математика отрицает возможность такого совпадения.
С Октябрьской площади трамвай повернул на Большую Калужскую и побежал, то разгоняясь, то подползая к остановкам, мимо Голицынской больницы и деревянных домишек с огородами: фонари горели по улице редко и тускло, прохожих не было видно. На остановках людей выходило больше, чем входило, и вагон постепенно пустел. Деревня, голодная и пугливая, но невероятно живучая, вторгшаяся в Москву в последние годы, не могла и не смела селиться в центре, а осваивала полузастроенные окраины, снабженные заборами домишки Сокольников, Марьиной Рощи, Калужского шоссе и иных московских углов…
Возле иностранца освободилось место, он уверенно взял Лидочку за мокрый рукав плаща и усадил. Он похозяйски смотрел, как она садится, словно она была его старенькой, нуждающейся в заботе тетей, а потом сказал текучим приятным голосом:
– Приедете домой, обязательно ноги в горячую воду. А то завтра гарантирую вам жестокую простуду.
Лидочка хотела было ответить ему, что вряд ли сможет достать таз с горячей водой в санатории ЦЭКУБУ, но такой подробный ответ мог означать желание знакомства с ее стороны, а хорошо воспитанные девушки так не поступают.
– Я не шучу, – сказал «иностранец». Его рука легла на ее плечо.
Надо было ее оттуда убрать, но как? Двумя пальцами? Это слишком брезгливо. Смахнуть движением плеча – неуважительно к старшему. Впрочем, старшинство в таких случаях не играет роли. Через несколько минут они расстанутся навсегда.
Тут, к счастью, освободилось еще одно место и Лидочка сразу сказала:
– Садитесь, вон место.
«Иностранец» послушно пересел, и плечу стало легко.
Но теперь они были вроде бы знакомы, И можно было продолжить беседу.
– Вы учитесь? – сказал «иностранец». Ему приходилось тянуться к ней, чтобы она могла его расслышать. Опустевший трамвай безбожно дребезжал и гремел.
– Я работаю! – крикнула в ответ Лидочка, Она посмотрела в запотевшее окно, протерла его ладошкой. За окном было темно и неизвестно, где они едут.
Трамвай дернулся, разворачиваясь, покатился по кругу – за окном в лужах были видны перевернутые фонари.
«Иностранец» поднялся и сказал:
– Приехали! Если вы, конечно, не хотите прокатиться обратно до Октябрьской площади.
– Это Калужская застава?
– Вот именно, – сказал «иностранец».
Он соскочил на землю и протянул Лидочке руку, помогая сойти. Лидочка приняла любезность и, как ей показалось, еще более себя закабалила.
– До свидания, – сказала она решительно.
– Рад был с вами познакомиться, – сказал «иностранец». Лидочка оглянулась, стараясь понять, куда ей идти. Было сказано, что на Калужской заставе в половине седьмого отдыхающих будет ждать автобус.
Никакого автобуса Лидочка не видела – площадь была обширная, и непонятно, где она заканчивалась, потому что ее перерезало ущелье, откуда шел дьявольский дым и вылетали красные искры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12