Пончик. Кретин! (Скрывается.) Дараган. Какими долларами? Что ты, хромой? Маркизов. Это я так... Из любознательности. Змей! (Скрывается.) Дараган (Ефросимову). Ты жаждешь покоя? Ну что же, ты его получишь! Но
потрудись в последний раз. На Неве уже стоят гидропланы. Мы завтра
будем выжигать кислородом, по твоему способу, пораженный город, а
потом... живи где хочешь. Весь земной шар открыт, и визы тебе не надо. Ефросимов. Мне надо одно - чтобы перестали бросать бомбы, - и я уеду в
Швейцарию.
Слышен трубный сигнал, и в лесу ложится густая тень от
громадного воздушного корабля.
Дараган. Иди туда, профессор! Ефросимов. Меня ведут судить за уничтожение бомб? Дараган. Эх, профессор, профессор!.. Ты никогда не поймешь тех, кто
организует человечество. Ну что ж... Пусть по крайней мере твой гений
послужит нам! Иди, тебя хочет видеть генеральный секретарь.
Занавес
1931
Конец
КОММЕНТАРИИ
АДАМ И ЕВА
Фантастическую пьесу о будущей войне Булгаков написал по заказу ленинградского Красного театра Госнардома им. К. Либкнехта и Р. Люксембург, договор с которым был заключен 5 июня 1931 года. В архиве писателя в ГБЛ сохранилась тетрадь с черновой рукописью "Адама и Евы", законченной 22 августа (ГБЛ, ф. 562, к. 12, ед. хр. 8). Часть страниц тетради заполнены рукой Л.Е. Булгаковой-Белозерской, но основная масса текста - автограф М.А. Булгакова. Это самый полный текст "Адама и Евы", содержащий множество сокращений, вписываний, исправлений фиолетовыми чернилами, синим и красным карандашом.
С этой черновой рукописи в конце августа 1931 года была сделана машинописная перепечатка, в которой учтены все авторские сокращения (ГБЛ, ф. 562, к. 12, ед. хр. 9). Этот текст был опубликован в журнале "Октябрь" (публ. В. Лосева, Б. Мягкова, Б. Соколова). В машинописный экземпляр пьесы иностранный текст вписан не рукой Булгакова, с ошибками. К сожалению, все эти ошибки вошли в публикацию, хотя в рукописи иностранные фразы написаны Булгаковым и легко читаются. Это затруднило и перевод, подчас не соответствующий смыслу написанных Булгаковым фраз. Есть в этой публикации и другие неточности.
В архиве племянницы писателя Е.А. Земской сохранился машинописный текст первой редакции (опубликован в "Современной драматургии" В.В. Гудковой). Это неавторизованный экземпляр с пометами Н. А. Земской. Он имеет некоторые расхождения, не соответствующие ни рукописи, ни исправлениям в машинописи ГБЛ. Известен текст сокращенной редакции (ГБЛ, ф. 562, к. 64, ед. хр. 27), в котором действие возвращается в комнату Адама и Евы и катастрофа оказывается фантазией Ефросимова. Очевидно, именно об этом тексте писала Е.С. Булгакова К. Симонову 12 ноября 1964 года: "...посылаю вам "..." вариант "Адама и Евы" (ЦГАЛИ, ф. К. М. Симонова).
Редактируя рукопись, Булгаков исключает подробности химических опытов, экспериментов Ефросимова с газами, описания пораженных чумой пространств и леса, куда вместе с людьми бежали от катастрофы звери и птицы. Вычеркиваются бытовые реплики Адама, просторечные и грубые выражения Дарагана. Это соответствует замыслу и общей стилистике пьесы: "первый человек" оказывается сотканным из общих слов, понятий и лозунгов момента, образ истребителя становится крупнее. Булгаков вычеркивает финал I акта с фразой изобретателя Ефросимова: "О, как я опоздал!" - и вслед за ним пишет новый, а в акте II сокращает сцену с репликой ученого: "Я слишком поздно изобрел!" Трагедия Ефросимова не в том, что он опоздал с открытием, а в том, что гений его, попавший в машину тоталитарного государства, осуществить свое предназначение не может.
Самый существенный пласт авторской правки - исключение всех острых моментов, так или иначе затрагивающих современность. Булгаков вычеркивает упоминание о газете "Правда", рассуждения Пончика о журнале "Безбожник", упоминание об издательстве "Содружество писателей", которое могло вызвать ассоциации с ленинградской литературной группой "Содружество" и Книгоиздательством писателей в Ленинграде. В I акте Булгаков вычеркивает описание агентов ОГПУ: "Туллер 1-й одет в белую кавказскую рубашку и галифе, Туллер 2-й в штатском костюме, в крахмальном воротничке. Клавдия подстрижена" (ГБЛ, ф. 562, к. 12, ед. хр. 8, л. 41). В финале пьесы Булгаков вычеркивает сцену последнего столкновения Ефросимова с Дараганом:
"Дараган. Я не истребитель! Смотри на мои ромбы, поднимай выше!.. и после этого боя истреблять более некого. Мы не имеем врагов!
Ефросимов. Ты в заблуждении. Пока ты живешь, всегда найдется кто-нибудь, кого, по-твоему, надо истребить!" (там же, л. 146).
Пьеса "Адам и Ева" создавалась в период, сложный в истории страны и в жизни самого писателя. Обстановка в мире накалялась. Италия уже восемь лет находилась под властью Муссолини. Веймарская республика в Германии, пораженная инфляцией, неумолимо шла к фашистской диктатуре. После захвата китайскими войсками летом 1929 года КВЖД и вторжений их на территорию СССР, а затем успешных действий Особой Дальневосточной армии под командованием В. Блюхера оборонная тематика встала в повестку дня. Фигура военного, командира Красной Армии, была одной из самых популярных в драматургии тех лет. Появились десятки произведений и о новом сверхмощном оружии, в том числе о химической войне. Мировая война казалась неизбежной. В 1931 году японская Квантунская армия на Дальнем Востоке начала войну с Китаем.
Булгаков, взявшийся за "оборонную тему", решает ее совершенно непривычно для литературы тех лет. Он предпосылает пьесе два эпиграфа. Первый из них - не что иное, как пункт военной инструкции, опубликованной во французском официальном издании "Боевые газы" (М.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21