Я знаю… знаю!.. Хотя и раньше срока…
Она сжала в кулак руку, лежавшую на столе, пальцы побелели.
— Значит, нам остается только докопаться до правды, — сказал он успокаивающе и положил ладонь на ее кулак, пытаясь его разжать. — Старайтесь не показывать ваших чувств, Пен.
— Я еще не настолько владею искусством обмана, — произнесла она с горечью. — Видно, потому, что поздно начала заниматься шпионажем.
И все-таки она не спешила освобождать руку из его теплых пальцев.
— У нас деловые отношения, шевалье, — добавила она, отдергивая наконец руку, — и нам ни к чему эти дружеские жесты.
Он пожал плечами:
— Как угодно, мадам. Мы можем, хотя бы на людях, сохранять видимость дружелюбия.
Пен подняла со стола кубок, задумчиво провела пальцем по его краю и, внезапно улыбнувшись, произнесла:
— Для меня одно удовольствие находиться в вашей компании, шевалье.
На что он весьма сухо ответил:
— Ваши любезные слова, мадам, прозвучали чрезвычайно неубедительно. Куда больше вам подходят хмурый вид и дерзкие речи. — После чего еще раз оглядел зал и спросил официальным тоном:
— Вы, кажется, намеревались мне что-то сообщить?
Ее взгляд обратился туда, где восседали Нортумберленд с Суффолком, когда она сказала:
— Не могу же я говорить здесь.
На что он в прежней своей легкой манере отвечал:
— Позвольте объяснить вам кое-какие правила общения между теми, кого вы с содроганием души называете шпионами. Начнем с того, что публичные сборища являются самым надежным местом для обмена секретной информацией. При этом следует говорить нормальным тоном, не слишком понижая голос — как делаю я сейчас, — и тогда никто вас ни в чем не заподозрит.
— Но от такого тона, как у вас сейчас, — возразила она, — меня начинает клонить в сон.
Он не удержался от смеха.
— И все-таки попробуйте, Пен…
Она продолжала вертеть в руках кубок, думая о другом. То, о чем ей коротко поведал Оуэн, одно лишь предположение, которое он высказал, наполнило ее такой холодной злобой, что она готова была на все, чтобы только узнать правду.
Сделав усилие, она заставила себя вновь повернуться к нему и, наверное, не очень точно следуя изложенным им правилам, начать рассказ об опасениях принцессы Марии за свою жизнь и об избранном ею плане ухода с пиршества.
Оуэн слушал, не перебивая, потом кивнул.
— Она совсем не напрасно опасается Нортумберленда.
— Ей всегда так казалось, — сказала Пен. — С ухудшением здоровья ее брата опасность становится все больше… Как вы используете то, о чем я вам рассказала? — вдруг поинтересовалась она.
Оуэн с некоторым удивлением взглянул на нее — какое простодушие! — но все же ответил:
— Сообщу посланнику.
— А еще кому? Надеюсь, не Нортумберленду?
Она боялась, он разозлится или оскорбится, но он с улыбкой сказал:
— Нет, дорогая. Вы все еще не верите, что мы так же заинтересованы в расстройстве планов герцога, как и сама принцесса Мария?
Сорвавшееся с его губ слово «дорогая» не задело ее неуместной интимностью, чему она сама удивилась. Было такое ощущение, что он имеет право так говорить, а она не имеет никакого права обижаться.
Так же уместно прозвучало для нее и последовавшее:
— У нас нет никакой необходимости постоянно быть не в ладах, Пен.
Отвернувшись от него, она проговорила:
— Пожалуй, вы правы.
Он переменил тему разговора, спросив, отчего здесь нет ее родителей. Разве их не пригласили?
Она ответила, что их позвали, но ее сестра Анна заболела, и они, принеся свои извинения, решили остаться дома.
— А Пиппа?
— Пиппа и Робин прибудут позднее, когда веселье будет в разгаре. Она останется со мной до утра…
Разговор пошел легкий, светский, ни к чему не обязывающий. Оуэн заметил, как порозовели щеки его собеседницы, исчезло из глаз напряжение.
— Ваша сестра не очень больна, я полагаю?
— О нет, у нее простуда. Насколько мне известно, ее вполне можно было оставить на попечение старой няни, но лорд Хью и слышать не хотел об этом. Он считает, что она сделана из стекла.
— Какой преданный отец, — сказал Оуэн, и в его голосе послышался холодок.
Пен, не избывшая собственной душевной боли, не заметила этого.
— Да, мой отчим такой, — подтвердила она с гордостью. Беседа сделала полный круг и иссякла.
Пен посмотрела в сторону стола, стоящего на возвышении, поймала взгляд принцессы и увидела, как та внезапно выронила веер и подняла руку с салфеткой ко лбу. Ей вовсе не нужно притворяться больной, с тревогой подумала Пен: она больна на самом деле и бледна как смерть.
С тревожным криком Пен вскочила из-за стола. Оуэн, посвященный в то, что должно было произойти, поднялся вслед за ней. То же сделали ближайшие соседи по столу. Слуги отодвинули скамью, чтобы всем легче было выйти.
Пен поспешила к принцессе.
— Мадам, — заговорила она, — попробуйте выпить немного вина, это вернет вам силы… Отойдите, прошу вас, подальше, леди и джентльмены! Принцессе нужно больше воздуха.
Она склонилась над Марией, которая с полузакрытыми глазами откинулась на высокую спинку кресла.
— В чем там дело? — вопросил Нортумберленд, хотя видел, как леди Суффолк обмахивает бледную принцессу веером, который только что выпал из ее рук.
— Принцесса нездорова, милорд герцог, — объяснила ему Пен. — Она нынче жаловалась на сильную головную боль, но, не желая огорчить короля, не осталась в постели.
— Простите меня… милорды, миледи, — пробормотала принцесса. — Я вынуждена покинуть вас.
Придворные дамы столпились вокруг кресла, на котором та сидела, но Пен попросила их не беспокоиться: она сама проводит ее высочество.
Однако герцог Нортумберленд настоял, чтобы Мария оперлась на его руку, и самолично проводил ее из пиршественного зала до дверей ее покоев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118