— Вы передадите им ваши объяснения с Седриком.
— У меня нет объяснений.
— Скажете, что вы со мной. Этого достаточно.
В часовне Богородицы наступила полная тишина. Только откуда-то, совсем издалека, словно из другого мира, доносилось бормотание молящихся.
Он просит ее решиться без колебаний, но в то же время, опасаясь, что она не согласится, не давит на нее.
А она… она боится ему отказать…
Откинув прочь все смутные мысли, все колебания и сомнения, она поднялась с колен.
— Мы выйдем отсюда? — спросила она, указывая на гобелен.
Оуэн молча кивнул и приподнял ковер на двери. Он не знал, согласилась она или нет, но ни о чем не спрашивал.
Они быстро прошли по коридору, через склеп и оказались в проходе между церковью и соседним домом. Башенные часы пробили половину. Оуэн закрыл церковную дверь и направился к Седрику, который привел двух лошадей.
Соскочив со своего коня, мальчик сдернул шапку и поклонился Пен, взгляд его задержался на ребенке у нее на руках. Теперь он все понял.
Не получив согласия Пен, но и не слыша отказа, Оуэн решил действовать на собственный страх и риск.
— Седрик, — сказал он, — ты прямо сейчас отправишься в резиденцию графа Кендала в Холборне. Объяснишь, что должен говорить только лично с графом или с леди Кендал, и передашь, что леди Пен и ее сын находятся под моей защитой и что за них не следует беспокоиться. Еще скажешь, что в благоприятное время она вернется к ним вместе с ребенком.
— Нет, Седрик! — проговорила Пен.
Разве может она ограничиться таким сухим сообщением, которое, без сомнения, вызовет боль и смятение в семье? Ее сестра уже прибыла туда с другим мальчиком, с Чарлзом, а своего внука, Филиппа, ее родители увидят неизвестно когда… Нет, так нельзя… она должна немедленно ехать к ним… Должна?
Нет, если следовать истинному зову сердца, то она не может… не хочет туда ехать. И родители поймут. Придет время, они все поймут.
Она снова посмотрела на Оуэна. У него был потерянный вид: он понял ее восклицание как окончательный отказ.
Она поспешно сказала:
— Седрик, просто скажи моим родителям, что у нас с шевалье еще есть дела, которые касаются моего сына. Скажи… — голос у нее слегка дрогнул, — что я все бы отдала, чтобы сейчас быть с ними, и приеду, как только смогу. И еще скажи… то, что я делаю, происходит по моей доброй воле… — Она коснулась руки Седрика. — Эти слова обязательно передай, не забудь.
Седрик, удивленный взволнованным тоном Пен и еще больше ее прикосновением, покраснел и заверил, что передаст все в точности, у него неплохая память. А Пен подумала в это время, что, если Робин доверит родителям те же сведения о шевалье д'Арси, которые сообщил ей, это отнюдь не вселит спокойствие в их сердца. Остается надеяться, что милый Робин не сделает этого.
— Где же потом я встречусь с вами, сэр? — спросил Седрик своего хозяина.
Однако Оуэн не сразу услышал, не сразу воспринял вопрос: волна радости захлестнула его, он понял — она ответила ему согласием. И еще понял, этого почти не наблюдалось в его семье, что крепкие родственные связи, подлинная любовь — одна из основ существования. У него все сложилось иначе: его рано отторгли от матери и увезли в другую страну, поместив в совершенно иной круг людей — аристократов, к коим принадлежал отец, которого он видел чрезвычайно редко. Что же касается его собственной жены и детей…
Он услышал, как Седрик повторил свой вопрос, и, стараясь, чтобы голос звучал как можно ласковее, сказал:
— В этом путешествии я буду без тебя, дружок. А ты сообщишь посланнику, что я следую к своей путеводной звезде. Не забудешь этих слов? Он их поймет. И еще предложишь ему свои услуги. До моего возвращения… А теперь — на коней! Пен, дайте мне Филиппа, Седрик поможет вам сесть в седло.
Опечаленный мальчик подсадил ее на крепкую широкогрудую гнедую лошадь, Оуэн возвратил Пен ребенка и вскочил на знакомого ей могучего вороного коня.
Они разъехались, помахав друг другу на прощание. Седрик направился в Холборн, Пен и его хозяин — в противоположную сторону.
Пока не выехали на более широкую дорогу, Пен ехала позади Оуэна; оба молчали.
Потом он сказал, как бы продолжая начатый разговор:
— Нам предстоит проехать примерно сто пятьдесят миль. Думаю, если вы будете в силах, на это потребуется пять дней. Но сможете ли вы обойтись без няни?
— Надеюсь, что сумею. Только у меня ничего нет… Того, что необходимо детям.
— Загляните в корзинки, притороченные к седлу, мадам.
Она последовала его совету и не могла удержаться от удивленного возгласа: там было все, что нужно для ребенка! Насколько она в этом понимала.
Она все еще ехала чуть позади Оуэна и думала о том, что за короткое время с ней произошли удивительные, почти нереальные события: она полюбила агента чужой страны, шпиона, о простом сближении с которым не могла бы никогда и подумать; обрела сына, о чем мечтала, но во что, положа руку на сердце, едва ли верила; содействовала побегу принцессы, что поставило ее в положение человека, совершившего государственную измену; и, наконец, едет сейчас со своим ребенком вслед за этим шпионом неизвестно куда, неизвестно зачем и неизвестно на какой срок…
Вскоре она отбросила эти мысли, и внимание ее всецело захватили сменяющиеся виды Лондона, по которому они ехали — не слишком быстро, чтобы не вызвать возможных подозрений, но и не медленно.
Только когда выехали за городские стены. Пен ощутила облегчение: до этого ей казалось, что их вот-вот настигнут люди Нортумберленда.
— ..Исчезла, говорите?
Нортумберленд смотрел на графа Пемброка из-под тяжелых набрякших век.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118