— Не бойся, не заберу.
Когда она попыталась погладить его по голове, мальчик отстранился. То же сделал и тот, кого назвали Чарлзом.
Пен поднялась на ноги.
— Я убью ее! — пробормотала она яростно. — Прости меня, Господь, я уничтожу ее…
Обхватив себя за локти, она стояла некоторое время, глядя на детей. В глазах у нее были слезы.
— Игрушки… — сказала она потом. — У них нет игрушек. Они не знают, что это такое.
Она чувствовала, что погружается в пучину отчаяния: они не говорят, у них нет игрушек, и они не знают, как с ними играть. А она не знает, как быть матерью и что должна делать. У нее на руках два нездоровых, поврежденных жизнью ребенка, которые не привыкли к ласке, никогда не знали матери, а она не умеет, не может ею стать.
Но ведь она не одна на свете, напомнила она себе. У нее есть собственная мать, которая многое знает, в том числе и как обращаться с детьми. Есть любящий брат, сестра, отчим…
И наконец, Оуэн — мелькнуло у нее в голове. Он же был отцом. И как ловко он управлялся с этими детьми! Правда, недолгое время… Сейчас, вспоминая рассказ Робина, она была почти уверена: что-то здесь не так. Возможно, кому-то потребовалась эта ложь. Но кому? И для чего? Даже если в истории есть доля правды, надо знать какая…
Стук в дверь прервал ее размышления.
— Кто там?
— Это я! — раздался нетерпеливый голос Пиппы.
Она ворвалась и бросилась обнимать Пен. За ней вошел Робин.
Перемежая слова слезами радости, Пиппа объяснила, что не могла ничего сказать родителям — они уехали на прогулку — и потому приехала одна. Потом, повернувшись к детям, спросила с веселой улыбкой:
— Какой же из двух?
— А сама не можешь определить? — задала ответный вопрос Пен с робкой надеждой в глазах.
Пиппа смахнула слезы и присела перед мальчиками, которые больше всего боялись, как бы у них не отняли лакомство.
— Не возьму, не возьму, — весело уверяла она, — хотя сама люблю марципаны… — Потом сказала, обращаясь к Пен:
— Не думаю, что у сына Филиппа могут быть рыжие волосы. А у твоего — отцовские ресницы, верно?
— О, Пиппа! — восторженно воскликнула Пен, обнимая ее. — Ты первая сказала об этом. Первая после меня.
— Теперь и я начинаю различать черты Филиппа, — сказал Робин. — Как я мог не видеть раньше?
— Но как ты сможешь доказать, что он действительно сын Филиппа? — обеспокоенно спросила Пиппа.
Пен взглянула на Робина. Тот еле заметно покачал головой, предупреждая, что даже Пиппа не должна знать об их планах, связанных с принцессой Марией.
— У меня на этот счет есть несколько мыслей, — неопределенно сказала Пен и, повернувшись к Эллен, велела ей принести что-нибудь поесть. — А теперь, — произнесла она, когда за служанкой закрылась дверь, — я вам скажу одну свою мысль по этому поводу… Мне пришло в голову несколько минут назад, что, если мы сумеем вызвать недоверие к Майлзу и его матери, это поможет утвердить права маленького Филиппа.
— Недоверие? Но как? К чему? — спросила Пиппа без особого энтузиазма.
— Я уже начала, — сообщила Пен, усаживаясь на постель и беря на руки своего ребенка, который доверчиво прижался головой к ее груди. — Попыталась намекнуть Нортумберленду, что это дьявольское отродье Гудлоу, которую леди Брайан-стон вместе с Майлзом присоветовали взять в лекарки к королю, использовала в свое время отраву по заказу их семейки. Понимаете? Интересно, не захочется ли герцогу увидеть в их поступке признаки измены или хотя бы коварства? Он ведь страшно любит навешивать всяческие обвинения.
Собеседники молча взирали на нее несколько минут. Потом Пиппа спросила:
— Ты по-прежнему уверена, что леди Брайанстон прибегла к ее помощи, чтобы вызвать у тебя преждевременные роды? Или даже просто… как это называется?., чтобы ребенка вообще не было?
— Да! — с яростью ответила Пен, губы ее скривились. — Она намеренно, с умыслом сделала это, чтобы избавиться от возможного наследника. И еще я уверена, что через эту женщину она способствовала смерти Филиппа… Но доказать это, как Брайанстоны и утверждают, я не могу.
— Они вряд ли стали бы говорить о том, чего ты не можешь доказать, — сказала не по летам мудрая Пиппа, — если бы доказывать было нечего. Значит, знают свою вину.
— Кроме того? — вступил в разговор Робин, — у Нортумберленда в печенках сидит этот Майлз, который ходит за ним как привязанный и всюду бахвалится своей близкой дружбой с главной персоной в королевстве.
— Тогда взращивайте зерно, которое я посадила, — сказала Пен.
— Будем стараться, сестрица.
Робин поднялся, и в это время вошла Эллен с подносом, на котором были еда и пиво. Схватив с подноса кувшин, он отпил чуть не половину, объяснив, что чувствует себя, как верблюд в пустыне.
— Увидимся позже, — сказал он Пен.
— Да, позже, — подтвердила та с внутренней дрожью.
— Экипаж ожидает, чтобы отвезти в Холборн Пиппу и Эллен с детьми, — напомнил Робин.
Это вызвало добавочное волнение в душе у Пен: как скоро она вынуждена расстаться с обретенным сыном, не зная даже толком, что ждет ее в ближайшем будущем!
— Тебе настолько необходимо быть сейчас с принцессой? — спросила Пиппа. — Объясни ей, что произошло, и она, наверное, поймет.
— Я не могу этого сделать, Пиппа, потому что боюсь, что и до Брайанстонов какими-то путями дойдет известие.
Как видно, Пиппа была не только мудра, но и проницательна, потому что покачала головой и заявила:
— Все это так, только, думаю, у тебя что-то еще на уме. Ладно, молчу и ни о чем не спрашиваю. Меня утешает то, что ты доверила именно мне сообщить маме и лорду Хью главное.
Эллен уже металась по комнате, собирая пожитки, еду, засовывая в корзину рыжего кота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118