Старший Кравер мысленно повторил инструкции брата. В глубине шахты умолял о помощи человек, на которого надвигались страшные буры с черными остриями. Следовательно, ничто не мешало ему спустить лестницу. И Ричард спустил ее.
Маркус бросился к ступенькам. В этот момент из отверстия показалась голова первого тектона. Ее полностью скрывал шлем, в котором были только три небольшие дырочки – две для глаз и одна для рта. Пришелец пользовался шлемом как тараном, раздвигая последние камни, которые лежали у него на пути. Вслед за головой появилось туловище в белой кольчуге, припорошенной красной пылью. Его руки сжимали бур. Это был скорее инструмент для пробивания стен, чем оружие, но у Маркуса не возникло ни малейшего сомнения в том, что тектон попытается его убить, вонзив бур в спину, когда он будет подниматься по лестнице. Гарвей нагнулся, схватил горсть красной земли, бросил ее во врага, стараясь попасть в отверстия шлема, и взлетел наверх, как бесхвостая ящерица.
Когда тектоны бросились за ним вдогонку, Маркус был уже на склоне «муравейника».
– Лестница!
Ричард и Маркус едва успели ее убрать. Пока они поднимали ее, им было видно, как зал, похожий на выдолбленную тыкву, с невероятной скоростью заполняется белыми телами. Меньше чем за минуту из дыры вылезла, наверное, целая сотня тектонов.
– К частоколу! – закричал Ричард.
Они утащили лестницу с собой, выбежали из крепости через подъемную дверь и закрыли ее за собой. В это время из палатки вышел Уильям.
Он даже не успел одеться, на нем были только черные сапоги и белые брюки. Вероятно, он удивился, увидев Маркуса в живых. По словам Гарвея, они не стали ничего выяснять, потому что им было дорого время: до сражения оставались считанные минуты. Но я думаю, что иногда в словах нет никакой необходимости: молниеносно обменяться репликами можно и с помощью взглядов. Глаза Маркуса, вероятно, сказали Уильяму: «Я знаю, что ты хотел убить меня». Уильям, должно быть, ответил: «Честно признаться, мне совершенно безразлично, жив ты или мертв». Взгляд Ричарда кричал только об одном: «Я боюсь!»
– Ричард, иди к бойнице на отметке «двенадцать», – приказал Уильям. – И не стреляй, пока я не начну.
Ричард послушно обошел частокол, двигаясь к северной его стороне. Когда Маркус и Уильям остались одни, младший Кравер бросил ему ружье одной рукой – оно перелетело через разделявшее их пространство, описав в воздухе параболу. Маркус, стараясь поймать его на лету, сделал такое неловкое движение, что едва не упал. Уильям спросил:
– Ты умеешь с ним обращаться?
– Нет.
– Ты парень неглупый, научишься.
Они заняли свои места по обе стороны от двери: на отметках «семь» и «пять». Их ружья выглядывали через длинные щели горизонтальных бойниц прямоугольной формы. Таким образом, каждое из ружей перекрывало все внутреннее пространство. По другую сторону частокола, на отметке двенадцать, виднелось ружье Ричарда. Его дуло беспрерывно двигалось в бойнице в поисках мишени, однако таковой пока не было: возле «муравейника» царило непонятное спокойствие.
– Чего они ждут? – спросил себя Уильям. – Почему не вылезают?
Время, казалось, остановилось. Жара стояла нестерпимая. Маркус отложил свое ружье в сторону. От духоты голова у него шла кругом, и он прислонился лбом к бревнам частокола. Перед глазами поплыли желтые круги. Струйки пота стекали по его щекам, встречались на подбородке и сбегали оттуда на землю небольшим вертикальным ручейком. Гарвей заметил, что комары скользили по его телу вниз, потому что пот был слишком вязким для их тоненьких ножек. Стена частокола окружала «муравейник», а сельва – прогалину. Тысячи шумов и звуков, производимых животными, поднимались к небу, как пар из кастрюли. Иногда слышался скрежет, словно тормозил поезд, или скрип, похожий на жалобы старой качалки, которой приходится выдерживать слишком тяжелый груз. Но один звук присутствовал постоянно – непрерывное зудение насекомых, безумных в своем отчаянии: словно скрежет тысяч крошечных челюстей, трущихся друг о друга.
Что-то привлекло внимание Маркуса. Он взглянул на небо, словно хотел узнать, не пойдет ли дождь, и сказал Уильяму:
– Уже идут. Слушай.
Тишина упала на прогалину подобно метеориту. С того далекого дня, когда экспедиция вышла из Леопольдвиля, звуки сельвы сопровождали их постоянно – днем и ночью, ночью и днем. Они были то резкими, то пронзительными, то безумными, то нежными. Звуки раздражали, как сверло зубного врача, и усыпляли, как мерное течение реки. Их издавали птицы, обезьяны и какие-то неведомые звери. Этот гомон не прекращался никогда, и они перестали его слышать. А сейчас неожиданно наступила тишина.
– Вы видите? – донесся с другой стороны частокола визг Ричарда. – Вам видно то, что вижу я? О господи!
Три крюка вцепились в землю у отверстия «муравейника».
– Заткнись! – приказал Уильям. – И не стреляй!
Им были видны лохматые веревки, привязанные к крюкам. Они были натянуты, потому что удерживали тяжелый груз: тектоны поднимались наверх. В этом не было ни малейшего сомнения. До них доносились голоса команд, они напоминали крики кормчего, который задает ритм гребцам. Над каждым крюком возник шлем, тот самый, закрывавший все лицо, в котором были только три небольшие дырочки – две для глаз и одна для рта. Головы замерли у края «муравейника». Скорее всего, они не ожидали увидеть примитивное защитное сооружение, преграждавшее им путь. После некоторого размышления, которое заняло несколько долгих минут, они решительно выбрались на поверхность земли: встав в полный рост, тектоны замерли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138