— Вчера ночью, Тома, твой папалои загипнотизировал меня. Он сказал мне, что я должен найти девушку или женщину по имени Сона. Но Сона, как я узнал сегодня, умерла. Может быть, ты посоветуешь мне, как при таких обстоятельствах я смог бы пообщаться с ней?
Он проговорил все это с сарказмом, но, отпив освежающего, божественного напитка и наслаждаясь его вкусом и ароматом, немного успокоился и подумал, что Тома здесь ни при чем, он не виноват в том, что его боги сыграли такую злую шутку.
— Дамбаллах сказал, вы найдете Сону? — спросил Тома.
Он говорил медленно, словно пытаясь распутать для себя какую-то головоломку.
— Вот именно, — ответил Андре, — и я скажу тебе сейчас кое-что, чего не говорил раньше. Вчера я увидел в лесу монахиню и подумал, что она белая. Мне показалось странным, как это белая женщина смогла выжить среди всех тех ужасов, которые здесь происходили, но тем не менее сомневаться было невозможно — кожа ее была совершенно белая, на мой взгляд, по крайней мере. — Андре посмотрел на Тома и увидев, что тот внимательно его слушает, продолжал:
— После того, что я услышал ночью, я был полностью уверен, что эта белая монахиня и есть Сона, приемная дочь моего дяди, но сегодня оказалось, что она цветная. У нее такие же темные ногти, как у меня. Кстати, я заодно вспомнил, что мне надо завтра заново подкрасить мои ногти, а то я могу попасть в очень неприятное положение.
Тома ничего не отвечал.
Он стоял все так же неподвижно, словно о чем-то размышляя, и Андре подумал, что для негра вся эта путаница была уж слишком сложной, неразрешимой загадкой.
Он снова вздохнул, затем сказал уже совсем другим тоном:
— Ладно, ничего. У нас еще есть время, чтобы так или иначе решить все проблемы. — Тома по-прежнему стоял молча, не двигаясь, и Андре, подождав немного, заметил:
— Ты не хочешь заняться обедом? По правде говоря, я уже проголодался.
— Думаю о Соне, мосье.
— Я же сказал тебе — ее нет в живых, — возразил Андре, — и единственный, кто теперь может общаться с нею, — это твой друг Дамбаллах. Так что, если сегодня ночью ты опять собираешься на собрание воду, спроси у него, где ее можно найти.
Вопреки его желанию говорить спокойно, в голосе Андре все же проскальзывали язвительные и насмешливые нотки. Негр повернулся к нему и медленно, с расстановкой так, точно кто-то диктовал ему эти слова, произнес:
— Дамбаллах найдет Сону!
Глава 5

Андре спустился по ступенькам в сад.
Легкая дымка все еще окутывала кусты и деревья, и последние звездочки мерцали в предутреннем небе.
Он так и не смог заснуть и, в конце концов отказавшись от бесполезных попыток, с первыми лучами рассвета оделся и вышел на воздух.
Всю ночь Андре то бесконечно мучился, упрекая себя за наивность и легковерие, то казнил себя за беспричинную боль в сердце — при воспоминании о том, что в жилах юной монахини, которую он чуть было не принял за Сону, течет негритянская кровь.
В конце концов, ведь она всего лишь монахиня, случайно и ненадолго появившаяся в его жизни только для того, чтобы, как он надеялся, помочь ему в его поисках.
Почему же тогда в воображении его то и дело встают ее громадные испуганные глаза, почему он не может забыть ее изящную, чуть трепещущую, как туго натянутая струна, фигурку?
И каждый раз, как только он пытался быть честным с самим собой, мысли его возвращались к одному и тому же — к ужасному, невероятному открытию, что девушка — цветная.
Нужно с этим как-то разделаться, преодолеть влияние этого проклятого климата, всей этой чертовщины с колдовством воду, всех этих духов и призраков, преследующих его с того момента, как он ступил на эту землю, в отчаянии думал Андре.
Он попытался не думать обо всем этом, расслабиться, отвлечься, но перед ним неотступно стояло ее прелестное лицо, показавшееся ему на первый взгляд таким утонченным и аристократическим, с огромными, широко распахнутыми глазами, мягко изогнутой линией нежных губ, с маленьким прямым носиком.
Андре изо всех сил старался перевести свои мысли на что-нибудь другое — но тщетно; в конце концов он решил, что сможет рассеяться, прогулявшись по саду; он надеялся, что свежий воздух охладит пылавшее в нем лихорадочное пламя.
«Надо немного пройтись, — подумал Андре. — Чуть-чуть физических усилий — и я снова буду спокоен».
Однако он знал, что, как только солнце окончательно поднимется над горизонтом, будет слишком жарко для быстрой ходьбы и он сможет только не спеша прогуливаться, как это делают туземцы.
Тем не менее Андре вышел из сада, шагая энергично и уверенно, и свернул на ту же лесную тропинку, по которой он шел в первый день своего приезда.
Он знал, хотя даже самому себе не хотел в этом признаться, что его тянет к тому месту, где он впервые увидел юную монахиню; чудная картина, увиденная им в то утро, не могла изгладиться из его памяти.
Он помнил все до мельчайших подробностей: плавный изгиб ее шеи, когда она запрокинула голову, глядя на птиц, ее нежный, ласковый голос, когда она разговаривала с ними.
Андре шел вперед, стараясь думать о чем-нибудь другом: о доме, об Америке, о своем приезде на Гаити.
Он вспомнил, как поехал с Жаком в резиденцию Леклерка и в первый раз увидел Оркис.
Как ни странно, воспоминание о ней больше не волновало его, как это было в первые два дня после отъезда из Порт-о-Пренса.
Тогда ему приходилось делать над собой усилие, чтобы не думать о ней, не вспоминать о ее гибких, обвивающихся вокруг него руках, ее жадных губах, ее ненасытном, трепещущем теле.
Теперь, казалось, образ ее растворился в дымке, окутывавшей ветви деревьев.
Мысли об Оркис не находили больше отклика в его душе, и Андре, внезапно усмехнувшись, подумал, уж не Дамбаллах ли охраняет его от ее чар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56