И не только потому, что он был необычайно красив, статен, прекрасно сложен и одевался с необыкновенным изяществом и вкусом. Ему завидовали все молодые щеголи и франты и называли его истинно светским человеком. Ни один из приближенных принца не мог более ловко и аккуратно править экипажем, укрощать самых горячих скакунов или точно стрелять из пистолета, чем он.
— Не только женщины восхищаются вами, Хилтон, — как-то промолвил принц, — но, черт побери, и мужчины признают ваши достоинства, хотя и страшно завидуют вам. — И маркиз понял, что за этими словами скрыты досада, ревность и задетое самолюбие. Принц сам жаждал восхищения, правда, вел себя вовсе не безупречно и наделал немало долгов, потому его чаще осуждали, чем радостно и одобрительно приветствовали.
Тем не менее у него были и друзья, правда, немногочисленные, и маркиз в их числе, которые прекрасно знали и высоко ценили исключительные достоинства принца. Вот потому-то однажды миссис Фитцгерберт, которая всегда поддерживала Осминтона, со вздохом заметила:
— Вы так хорошо влияете на принца. Жаль, что я не могу сказать того же обо всех остальных его друзьях.
Однако, хотя окружающие и восхищались маркизом, далеко не все любили его. Он был известен как человек со сложным характером, зачастую жестокий и безжалостный и, как сказала леди Харлоу, чрезвычайно эгоистичный. Но это было неудивительно, если учесть то обстоятельство, что, будучи еще совсем молодым, он унаследовал не только древнее и всеми почитаемое имя, но и огромное состояние. Его многочисленные владения были гордостью Англии, достойными образцами ее величия и роскоши. И потому, вполне понятно, маркиз был полон сознания собственной важности и исключительности.
— Ну пожалуйста, Хилтон, — опять повторила леди Имоджин, становясь напротив него. Молодая женщина прекрасно знала, что делает: ведь теперь он не может не заметить соблазнительных изгибов ее прекрасного тела под прозрачной тканью воздушного платья. Сейчас она была просто обворожительной, в глазах светилась мягкая покорность, пухлые алые губки манили и будили желание…
Однако темные, всепонимающие глаза маркиза смотрели, казалось, сквозь леди Харлоу, и он довольно жестко произнес:
— Этот разговор уже начинает мне надоедать, Имоджин. Если я говорю нет, это означает — нет!
На глазах леди Харлоу выступили слезы (причем ей пришлось изрядно постараться).
— О, Хилтон, — совершенно несчастным голосом проговорила она и горестно скривила губки.
Маркиз рассмеялся, но смех его был совсем не добрым.
— На меня не действуют слезы, — заметил он, — они не только не трогают меня, а скорее раздражают. — Обхватив одной рукой леди Харлоу за талию, он другой приподнял ее подбородок и проговорил: — Если вы прекратите изводить меня и донимать глупыми просьбами, я подарю вам браслет. Тот самый, которым вы так восхищались вчера на Бонд-стрит…
Некоторое время леди Имоджин боролась с искушением сказать, что ей вовсе не нужен этот несчастный браслет. Но врожденная жадность, а так же практичность и расчетливость одержали верх. Она поняла, что все дальнейшие уговоры принесут только вред, и тогда уж ей точно не добиться желаемого.
— Благодарю вас, — едва слышно прошептала она, и любой другой мужчина понял бы, что он есть отвратительное и грубое животное.
Леди Харлоу взглянула на маркиза из-под полуопущенных ресниц и по его недоброй улыбке, искривившей губы, поняла, что он разгадал все ее маневры и каждую сцену этого спектакля.
Не было никакого сомнения, что это всего лишь повтор представления, единственным зрителем которого он уже много раз бывал.
У леди Харлоу, однако, не было желания ссориться с мужчиной, которого она считала не просто неотразимым, но и самым значительным и ценным своим приобретением. Потому она обвила его шею руками и притянула к себе.
— Ну почему мы все время спорим и ссоримся? — почти искренне недоумевая, спросила Имоджин. — Ведь есть множество приятных тем для разговора.
Маркиз поцеловал ее, впрочем, довольно равнодушно. Пока длился этот бессмысленный и ненужный разговор, он вдруг ощутил себя абсолютно свободным.
— Вам пора идти, Имоджин, — сказал маркиз, — через полчаса у меня назначена встреча, а прежде я еще должен подписать несколько писем.
— Я увижу вас сегодня вечером?
— Я ужинаю у принца, — ответил маркиз, — но если мое общество понадобится его высочеству не слишком долго, я заеду к вам по дороге домой.
— Я буду ждать. Вы ведь знаете, как мне дороги наши встречи.
Маркиз почти не слушал ее болтовню — других слов он и не ожидал и потому повернулся и направился к двери, так что и леди Харлоу не оставалось ничего другого, как последовать за ним.
Он провел даму через великолепный мраморный холл, стены которого были увешаны великолепными картинами работы Джорджа Стаббса (когда-то отец Хилтона Осминтона заказал изобразить на них любимых скакунов). Затем маркиз с галантным поклоном поцеловал своей спутнице руку. В это время лакей, один из многих дюжих молодцев в ливреях, бросился открывать дверцу экипажа, ожидавшего на улице под портиком.
Маркиз славился своими прекрасными манерами, поэтому он дождался, пока карета тронется с места. Потом вернулся в дом, миновал холл, но направился не в гостиную, где был с леди Харлоу, а в свой кабинет.
Это была, пожалуй, самая интересная комната во всем доме. Вдоль стен высились роскошные шкафы с книгами, а между ними висели прекрасные картины в золоченых рамах, тоже с лошадьми, — предмет зависти принца.
Маркиз прошел к большому письменному столу, стоявшему у окна, и сел за него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44