ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Расчеты Гейзенберга показывали, что достаточно обогатить уран-235 на 11 процентов, и тогда тяжелую воду в реакторе можно заменить обычной. Ну а чтобы довести показатели до 11 процентов, надо выстроить батарею из центрифуг и шаг за шагом обогащать уран.
Идея понравилась и профессору Эзау, и первому маршалу среди профессоров – Герингу. Впрочем, Эзау – отдадим ему должное – вовсе не хотел доводить идею «обогащения урана» до ее логического конца – до создания атомной бомбы. Нет, он не был пораженцем и пацифистом, он лишь любил покой, почет и мирские блага, даруемые партийному руководителю, и не согласен был променять их на напряженный, тяжелый труд. Когда профессор Хаксель завел разговор об «урановой бомбе», Эзау немедленно цыкнул на него: «Вы что, не понимаете?!. Если фюрер заинтересуется ей, мы все до конца войны будем сидеть за колючей проволокой и делать эту чертову бомбу! Не надо больше о ней говорить, пусть все считают, что „урановая машина“ и есть подлинная цель нашего проекта, а там как получится… «
Пока же не получалось и с «урановой машиной». Гейзенберг считал, что для возбуждения цепной реакции в реакторе нужны 5 тонн тяжелой воды. К концу июня 1942 года фабрика в Рьюкане изготовила всего 800 килограммов, то есть лишь шестую часть нормы. (Напомним, что вот уже два года фабрика была в руках немцев. Сколько же оставалось ждать?!)
В середине июля Дибнер, Беркеи, Хартек, Боте и Гейзенберг обсуждают, можно ли построить подобную фабрику в Германии. Вспоминают, что под Мюнхеном есть установка, способная выпускать до 200 килограммов тяжелой воды в год. Но там работают с обычным водородом. А если обогащать его дейтерием? Есть такой метод! Тут, правда, вмешался Хартек, напомнив, что расходы энергии будут очень велики, но его не слушали. Наоборот, вспомнили еще и гидроэлектростанцию в Мерано (Северная Италия), где тоже можно развернуть производство тяжелой воды. «До полутора тонн в год!» Решено было действовать по всем направлениям, ибо «производство тяжелой воды, как и прежде, является первостепенной задачей».
Но и с другим сырьем – с ураном – дела были немногим лучше. Металлический уран восстанавливали из его оксида. Занималась этим франкфуртская фирма «Дегусса». Ее мощностей хватило бы, чтобы выпускать каждый месяц по тонне урана. Однако годовые отчеты удручают: 1940 – произведено 280,6 килограмма урана; 1941–2459,8 килограмма; 1942–5601,7 килограмма; 1943–3762,1 килограмма; 1944–710,8 килограмма.
Технологический процесс был прост, и объяснить неудачи можно лишь двумя причинами. Во-первых, перебои с сырьем, а, во-вторых, к концу 1942 году урановый проект считался уже делом второсортным, и фирма «Дегусса» стала испытывать из-за этого перебои со снабжением. Трудно было доставать запасные детали, новые вакуумные насосы, медь для трансформаторов и т. п. Урановый проект медленно задыхался в тисках централизованного снабжения.
Скажем пару слов и о выплавке металлических пластин из порошкового урана. Ведь «дуайен немецких физиков» Гейзенберг уже убедился, что с порошком лучше дело не иметь. Метод выплавки был примитивным. В пластинах сплошь и рядом встречались полости и посторонние включения. Но худшее было еще впереди.
С начала 1940 года профессор Гейзенберг был «научным консультантом» Института физики в Далеме, что, конечно, не соответствовало репутации столь прославленного ученого. Летом 1942 года Вейцзеккер и Вирц наконец убедили руководителей Общества имени императора Вильгельма в том, что Гейзенберга подобает считать «фактическим директором» Института. Обойтись без оговорки было нельзя, поскольку недавний директор Института Дебай, уехав в Америку, так и не подал в отставку. Гейзенберг мог лишь «исполнять его обязанности», чем он и стал заниматься с 1 октября 1942 года.
Но оказавшись здесь, он все больше и больше подпадал под влияние двух своих «благодетелей», двух политически ангажированных физиков – Вирца и Вейцзеккера.
Что же до прежнего «и. о. директора», Дибнера, которого весь год преследовали неудачи, он отбыл в Готтов, где находился полигон отдела вооружений сухопутных войск, где обычно испытывали взрывчатку.
Так Гейзенберг и Дибнер стали врагами. Сторонники обоих слали Герингу, новому «третейскому судье», один пасквиль за другим.
Доктор Дибнер «вообще не имеет высшего образования, он не получил звание доктора. Лишь постоянные апелляции к параграфам о неразглашении государственной тайны позволяли ему удержаться здесь, хотя его неспособность к данному роду занятий была всем известна».
Гейзенберг же, злорадствовала другая клика, «шеф этого теоретизирующего направления… еще и сегодня, в 1942 году, чтит датского полуеврея Нильса Бора, называя его в одном из своих сочинений величайшим гением».
Такими вот снарядами велись тогда научные бои.
Конечно, доктор Дибнер не был великим теоретиком и сравнивать его с Гейзенбергом не стоит. Зато он был хорошим экспериментатором и обладал здравым, практичным умом. Гейзенберг своей неторопливостью давно раздражал его, и теперь отставленный от дел Дибнер сам решил построить реактор. Для этого он и приехал в Готтов.
Его модель реактора резко отличалась от схемы Гейзенберга. Дибнер считал, что из урана нужно изготавливать не пластины, а кубики, чтобы уран со всех сторон был окружен замедлителем.
Вот только для своего опыта Дибнеру не удалось разжиться ни металлическим ураном, ни тяжелой водой. Он использовал оксид урана (25 тонн) и в качестве замедлителя – парафин (4,4 тонны). Внутри алюминиевого цилиндра лаборанты соорудили «соты» из парафина и заполнили каждую ячейку кубиками оксида урана (их было – 6802).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180
Идея понравилась и профессору Эзау, и первому маршалу среди профессоров – Герингу. Впрочем, Эзау – отдадим ему должное – вовсе не хотел доводить идею «обогащения урана» до ее логического конца – до создания атомной бомбы. Нет, он не был пораженцем и пацифистом, он лишь любил покой, почет и мирские блага, даруемые партийному руководителю, и не согласен был променять их на напряженный, тяжелый труд. Когда профессор Хаксель завел разговор об «урановой бомбе», Эзау немедленно цыкнул на него: «Вы что, не понимаете?!. Если фюрер заинтересуется ей, мы все до конца войны будем сидеть за колючей проволокой и делать эту чертову бомбу! Не надо больше о ней говорить, пусть все считают, что „урановая машина“ и есть подлинная цель нашего проекта, а там как получится… «
Пока же не получалось и с «урановой машиной». Гейзенберг считал, что для возбуждения цепной реакции в реакторе нужны 5 тонн тяжелой воды. К концу июня 1942 года фабрика в Рьюкане изготовила всего 800 килограммов, то есть лишь шестую часть нормы. (Напомним, что вот уже два года фабрика была в руках немцев. Сколько же оставалось ждать?!)
В середине июля Дибнер, Беркеи, Хартек, Боте и Гейзенберг обсуждают, можно ли построить подобную фабрику в Германии. Вспоминают, что под Мюнхеном есть установка, способная выпускать до 200 килограммов тяжелой воды в год. Но там работают с обычным водородом. А если обогащать его дейтерием? Есть такой метод! Тут, правда, вмешался Хартек, напомнив, что расходы энергии будут очень велики, но его не слушали. Наоборот, вспомнили еще и гидроэлектростанцию в Мерано (Северная Италия), где тоже можно развернуть производство тяжелой воды. «До полутора тонн в год!» Решено было действовать по всем направлениям, ибо «производство тяжелой воды, как и прежде, является первостепенной задачей».
Но и с другим сырьем – с ураном – дела были немногим лучше. Металлический уран восстанавливали из его оксида. Занималась этим франкфуртская фирма «Дегусса». Ее мощностей хватило бы, чтобы выпускать каждый месяц по тонне урана. Однако годовые отчеты удручают: 1940 – произведено 280,6 килограмма урана; 1941–2459,8 килограмма; 1942–5601,7 килограмма; 1943–3762,1 килограмма; 1944–710,8 килограмма.
Технологический процесс был прост, и объяснить неудачи можно лишь двумя причинами. Во-первых, перебои с сырьем, а, во-вторых, к концу 1942 году урановый проект считался уже делом второсортным, и фирма «Дегусса» стала испытывать из-за этого перебои со снабжением. Трудно было доставать запасные детали, новые вакуумные насосы, медь для трансформаторов и т. п. Урановый проект медленно задыхался в тисках централизованного снабжения.
Скажем пару слов и о выплавке металлических пластин из порошкового урана. Ведь «дуайен немецких физиков» Гейзенберг уже убедился, что с порошком лучше дело не иметь. Метод выплавки был примитивным. В пластинах сплошь и рядом встречались полости и посторонние включения. Но худшее было еще впереди.
С начала 1940 года профессор Гейзенберг был «научным консультантом» Института физики в Далеме, что, конечно, не соответствовало репутации столь прославленного ученого. Летом 1942 года Вейцзеккер и Вирц наконец убедили руководителей Общества имени императора Вильгельма в том, что Гейзенберга подобает считать «фактическим директором» Института. Обойтись без оговорки было нельзя, поскольку недавний директор Института Дебай, уехав в Америку, так и не подал в отставку. Гейзенберг мог лишь «исполнять его обязанности», чем он и стал заниматься с 1 октября 1942 года.
Но оказавшись здесь, он все больше и больше подпадал под влияние двух своих «благодетелей», двух политически ангажированных физиков – Вирца и Вейцзеккера.
Что же до прежнего «и. о. директора», Дибнера, которого весь год преследовали неудачи, он отбыл в Готтов, где находился полигон отдела вооружений сухопутных войск, где обычно испытывали взрывчатку.
Так Гейзенберг и Дибнер стали врагами. Сторонники обоих слали Герингу, новому «третейскому судье», один пасквиль за другим.
Доктор Дибнер «вообще не имеет высшего образования, он не получил звание доктора. Лишь постоянные апелляции к параграфам о неразглашении государственной тайны позволяли ему удержаться здесь, хотя его неспособность к данному роду занятий была всем известна».
Гейзенберг же, злорадствовала другая клика, «шеф этого теоретизирующего направления… еще и сегодня, в 1942 году, чтит датского полуеврея Нильса Бора, называя его в одном из своих сочинений величайшим гением».
Такими вот снарядами велись тогда научные бои.
Конечно, доктор Дибнер не был великим теоретиком и сравнивать его с Гейзенбергом не стоит. Зато он был хорошим экспериментатором и обладал здравым, практичным умом. Гейзенберг своей неторопливостью давно раздражал его, и теперь отставленный от дел Дибнер сам решил построить реактор. Для этого он и приехал в Готтов.
Его модель реактора резко отличалась от схемы Гейзенберга. Дибнер считал, что из урана нужно изготавливать не пластины, а кубики, чтобы уран со всех сторон был окружен замедлителем.
Вот только для своего опыта Дибнеру не удалось разжиться ни металлическим ураном, ни тяжелой водой. Он использовал оксид урана (25 тонн) и в качестве замедлителя – парафин (4,4 тонны). Внутри алюминиевого цилиндра лаборанты соорудили «соты» из парафина и заполнили каждую ячейку кубиками оксида урана (их было – 6802).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180