Знаешь как?
- Не помню. Мусульмане - те в память о какой-то войне,
когда вся их армия потравилась.
- Правильно. У иудеев - интереснее. Запретить, говорят, с
тем же успехом можно было говядину, а свинину разрешить. Просто
человек должен осознавать свое отличие от животного хотя бы в
том, что он может есть не все съедобное, точнее может не есть
все съедобное, которое видит.
- Не убедительно.
- Пусть так. Тогда выдвигаю еще одну причину. Когда
кришнаиты, к которым ты сегодня примкнул... Кстати, зачем тогда
писать о Христе?
- Вот если бы я был истым христианином, тогда бы я о нем и
вправду не смог писать.
- А, ну-ну... Так вот, когда они предлагают пищу Богу, или
когда хасиды читают браху, физиологический процесс пищеварения
обретает какой-то духовный смысл. Пойти в публичный дом или
переспать с любимой девушкой - физиологически одно и то же, но
до первого я никогда не опущусь, а второе считаю высшим кайфом
в жизни... Почти.
- Почти?
- После кайфа победы, - хмыкнул Саня, как обычно, не
слишком членораздельно. - То же с едой. Но говорить: "Любимый
Кришна, похавай щей", я не могу - слишком скептичен. Мне
смешно. Я знаю, что никто на самом деле моих щей есть не будет.
- Что, такая гадость? - осведомился Сид.
- Из богов, идиотина. А забота ежедневно трижды-четырежды,
не считая перекусов в институтской столовке или здесь, не
съесть бы то, что мне бы и не вредно, и вкусно, по единственной
причине - Богом запрещено, почти заменяет молитву. И...
возвышает, что ли. Слушай, Олег, я не знаю, как это объяснить.
Вот есть у меня знакомый... Кстати! - заорал вдруг Фришберг и
хлопнул себя ладонью по лбу, - ты же просил богослова! Поехали
немедленно!
- Ты что? - забеспокоился Олег. - А завтра нельзя? Мне
через полчаса вылетать, как пробка из бутылки...
- Завтра он уезжает. Будто ты не можешь позвонить и
извиниться? - Саня уламывал писателя долго и горячо. Романист
Кошерский прекрасно понимал, что без этой встречи ему не
обойтись, но Кошерскому, которого ждала Юлька, было трудно
решиться. Пусть творческой его фантазии не хватало представить,
как она ждет его к четырем, потом ждет с четырех, наряженная,
накосмеченная, приготовившая специально к его приходу что-то
такое удивительно вкусное, и как будет потом весь вечер реветь
от обиды, пусть воображение Олега простиралось только до
телефона-автомата и рисовало один только разговор - спокойный,
почти веселый: "Я не обижаюсь... Нет-нет... Конечно-конечно...
Я все понимаю...", но этого было более чем достаточно, чтобы
сковать всю решимость Кошерского.
Но тут в разговор вмешался Сид. Вдруг отбросив шутовскую
маску, он даже в голосе, кажется, переменился:
- Олег, я не стану тебя убеждать. Ты сам все прекрасно
знаешь. Только скажи: тебе дей-стви-тель-но на-до ехать?
Саня никогда не мог постичь метод Сида. Почему то, что он,
Саня, вынужден хитро выведывать, Сиду люди охотно выкладывают
сами? Почему то, что сделать Саня вынуждает людей с огромным
трудом, употребляя всю свою силу и изворотливость, для Сида
делают просто так? Почему на его, Санино, красноречие Кошерский
не клюнул, а после простой, как топор, фразы Сида пробормотал:
"Да, ты прав",- и понуро побрел звонить Юльке. В любом случае,
спасибо ему за поддержку.
- Чего вы с ним не поделили? - спросил Сид, как только
Олег вышел и вышибала закрыл за ним на засов дверь с вечной,
ничем не обусловленной надписью: "Мест нет". Не участвуя в
споре и даже не слишком к нему прислушиваясь, он разглядывал
все это время лица собеседников.
- Длину окружности на диаметр, - отшутился Саня.
- Получается пи.
- Ха! Не просто пи, а полный пи...
Олег вернулся быстро, расстроенный результатом разговора,
но довольный, что он уже позади.
- Ну что, пошли к твоему богослову?
- Погоди, допьем. Так ты говоришь, все религии едины, -
постарался вернуться Фришберг к прежней теме. - А я тебе
говорю... Вот, взять хотя бы... В Библии всюду: Бог один, Бог
един, первая же заповедь... А в Ведах? Бог... Боги... Брахма,
Шива, Чандра, Индра...
"А он изрядно нализался", - подумал Кошерский. Себя он со
стороны не видел.
- Заповедь: "Не поклоняйся другим богам подле меня".
Подле! Это не значит, что их нет. Скорее - наоборот. А Гита,
кстати, тоже о том, что - не поклоняйся.
- Не выдергивай из контекста: "Не поклоняйся другим богам
подле меня, потому что они все - мертвые боги".
- Я не специалист по ивриту, не знаю, есть ли там деление
на глаголы и, следовательно, причастия совершенного и
несовершенного вида, но ты уверен, что в первоисточнике было
"мертвые", а не "мрущие", то бишь - "смертные"?
- Мы, Олег Михалыч, в отличие от Вас, филфаков не кончали,
нам бы аппарат с мешалкой рассчитать, а совершенный жид,
несовершенный жид... тьфу, то есть, вид... Понимаешь, я не вижу
принципиальной разницы между Кришной и Зевсом. Если Бог - не
единственный, а верховный, то это называется язычеством. Если у
него есть руки - две или четыре, или восемь, есть голова - одна
или четыре и все прочее, то я вижу за этим портретом фантазию
автора, не слишком богатую. Если Бог провозглашает, что
представитель каждой касты должен заниматься своим делом и не
роптать перед начальством, то, хоть я и не марксист, я не могу
не думать о классовой подоплеке...
- Моисей тут постарался куда больше Кришны...
- Да я же не отстаиваю Библию! И не топлю Веды! Я за
ком-мен-та-рий. За Прапхупаду, за Рамбама, за Владимира
Соловьева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26