Лейн догадался - это
молитва, произносимая перед едой. Было ли это прелюдией к духовному
общению, так поразительно похожей на некоторые земные обычаи? Если так, то
в этом не было ничем удивительного. Плоть и кровь, хлеб и вино - символика
простая, логичная и вполне может быть универсальной.
Возможно, Лейн и ошибался. Она могла совершать ритуал, происхождение
и смысл которого не имели ничего общего с тем, о чем он подумал. Но то,
что последовало дальше, интерпретировалось однозначно.
Марсия откусила хлеб и глотнула вина, приглашая его сделать то же.
Затем она взяла пустую чашу и сплюнула туда кусочки хлеба, смоченного в
вине, предложив Лейну последовать ее примеру. Он повторил ее действия,
почувствовав при этом, как желудок подкатил к горлу. Марсия перемешала
сплюнутую ими массу пальцем и подвинула чашу к Лейну.
В этом ритуале соединялось физическое и метафизическое. Хлеб и вино
были плотью и кровью божества, которому она поклонялась. Более того,
вдохновляясь сейчас духом и телом, она хотела слить воедино божественное в
себе и божественное в нем.
Когда я ем божественное, я вхожу. Когда ты ешь божественное, ты
входишь. Когда я ем твое, я вхожу. Сейчас нас трое в одном.
Лейн был далек от того, чтобы отвергать такую позицию, и почувствовал
возбуждение. Он знал, что многие христиане отказались бы разделить эту
общность, сочтя, что ритуал этот не имеет в них корней и поэтому чужд им.
Они могли бы даже посчитать, что, участвуя в такой трапезе, преклоняются
перед чужим богом. Но такая точка зрения представлялась Лейну не только
ограниченной, но и злобной, нелепой, просто смехотворной. Он был убежден,
что есть только один Бог, и искренне веровал в своего единственного
Создателя, который сотворил его и наделил индивидуальностью. Он верил, что
Спаситель был на Земле, и если другие миры также нуждаются в спасении. Он
явится к ним или уже явился.
Религия занимала важное место в жизни Лейна, и он искренне пытался
возлюбить всех. Эти его убеждения создали ему среди друзей и знакомых
репутацию этакого праведника. Однако, будучи по натуре сдержанным, он
старался не раздражать их этим, а искренняя, сердечная теплота делала его
всегда желанным гостем, несмотря на некоторую его эксцентричность.
Шесть лет назад он был агностиком, но первое же космическое
путешествие преобразило его. Вдалеке от Земли он осознал, насколько
незначителен и ничтожен человек, и почувствовал острую потребность в вере,
которая примирила бы его с этой сложной, необъятной, внушающей
благоговение Вселенной. А один из его спутников в том первом путешествии,
искренне верующий человек, по возвращении на Землю отверг свои религиозные
воззрения, превратившись в убежденного атеиста.
Обо всем этом вспомнил Лейн, вынув свой палец из предложенной ему
чаши и обсосав его.
Затем, повинуясь жестам Марсии, он вновь погрузил палец в массу и
поднес к ее губам. Закрыв глаза, она мягко взяла палец ртом. Когда Лейн
попробовал вынуть палец, она остановила его, положив руку на его запястье.
Не желая оскорблять ее, он какое-то время не повторял попыток - возможно,
таков был древний марсианский ритуал.
Но выражение ее лица было таким нетерпеливым и в то же время
восторженным, - как у ребенка, которому дали сосок, - что Лейн невольно
смутился. Через минуту, видя, что она не собирается отпускать палец, он
медленно, но настойчиво потянул его и освободил. Марсия сразу открыла
глаза, вздохнула и, не сказав больше ни слова, стала подавать суп.
Горячий суп был восхитительным и каким-то бодрящим. Он напоминал суп
из планктона, ставший популярным на голодающей Земле, но не имел привкуса
рыбы. Коричневый хлеб походил на рисовые лепешки. Мясо многоножки было
похоже на кроличье, только слаще и с резким специфическим привкусом.
Попробовав салат из листьев, Лейн был вынужден быстро запить его вином,
чтобы погасить пожар, разбушевавшийся во рту. Слезы выступили у него на
глазах, он долго кашлял, пока Марсия что-то встревоженно говорила. Он
улыбнулся в ответ, но салат отодвинул. Вино не только остудило глотку, но
и запело в жилах. Он подумал, что не должен больше пить, но успел выпить и
вторую чашу до того, как вспомнил о своем решении быть умеренным.
Было уже слишком поздно. Крепкий напиток здорово ударил в голову,
вызвав головокружение и веселье. События дня - недавнее спасение от
смерти, реакция на известие о гибели товарищей, страх, испытанный при
встрече с многоножками, и неудовлетворенное любопытство по поводу
происхождения Марсии и особенностей ее анатомии - все это привело его в
состояние полуапатии-полуистерики.
С трудом поднявшись, Лейн хотел помочь Марсии убрать со стола, но та
отрицательно покачала головой и сама сложила тарелки в мойку. Тогда он
решил, что пришло, наконец, время принять душ и смыть с себя всю грязь,
накопившуюся за два дня нелегкого путешествия, но, открыв дверцу
кубической кабинки, обнаружил, что одежду некуда повесить. Но усталость и
вино сломали привычные барьеры, и Лейн, уговаривая себя, что Марсия, мол,
не женщина, начал раздеваться.
Марсия пристально наблюдала, и, по мере того, как он снимал одну
одежку за другой, глаза ее становились все шире и шире. Под конец он
побледнела и отступила назад, раскрыв рот от изумления.
- Это еще не так плохо, - проворчал он, догадываясь о причине такой
реакции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20