— Бержерон спросил, есть ли такси до Куршевеля. Поскольку их еще нет, он взял билет на автобус, который должен туда отправиться через двадцать минут. Что мне делать?— Следуй за ним и не теряй из виду!— А где я там остановлюсь?— Не останавливайся, Толстяк, иди вперед!— Очень остроумно. Я не забронировал место в гостинице, а из багажа у меня только вчерашний номер “Франс суар”. Я в легком пальто и в городских ботинках. Ты можешь себе представить: я на горнолыжной станции в таком виде?Я оцениваю ситуацию, потом, с присущей мне решительностью, закрываю вопрос.— Слушай, Приятель, когда приедешь в Куршевель, иди в “Отель де Грандз Альп”. Хозяева — мои друзья. Я позвоню им и попрошу встретить тебя ликующими криками и приготовить комнату. Так что ты сможешь принять хорошую ванну и отдохнуть с дороги.— Что за хреновину ты порешь! — протестует Берюрье. — У меня денег кот наплакал. Едва хватило на билет, да и то пришлось доставать из заначки в носке, — Не хотел бы я быть на месте парня, дававшего тебе сдачу!— Если ты не пришлешь мне фонды, то я буду вынужден возвращаться домой через консульство Франции в Савое.— Получишь ты свои фонды. Срочный перевод будет отправлен, как только откроются почты. Держи меня в курсе дела.— Ладно, я закругляюсь. Мне надо закончить завтрак: моя кружка горячего вина может остыть.И он кладет трубку.— Что-нибудь серьезное? — беспокоится Фелиси.— Нет. Берю в Мутье. Компаньон Буальвана поехал в Куршевель кататься на лыжах.— Ты считаешь, это правильный след?— Я ничего не считаю, ма, просто принимаю обычные предосторожности…После этого я иду принять ванну.Через час я выхожу на тропу войны. Прикинутый, как милорд, побритый и надушенный, я начинаю день с хорошим настроением. Дело Берюрье решено: его уже ждут в “Грандз Альп”, а средства будут ему высланы через час. Я решаю зайти в больницу, проведать Пакретта.Пожиратель пилюль похож на мумию Рамзеса II, только не такой свежий. Единственное, что можно увидеть между бинтами, это его кожу красивого зеленого цвета. Он смотрит, как я подхожу, и его взгляд увлажняется.— Ах, комиссар, какая неудача! Медсестра, провожавшая меня, шепчет:— Не слишком утомляйте его разговором, он еще очень слаб.— Пакретг, — говорю я, — кажется, малый, напавший на вас вчера, был невысоким.— Да.— Он был средиземноморского типа? Он колеблется.— Вы знаете, в темноте… И потом, все произошло так быстро…— Вы говорили Матиа о золотых зубах.Эта деталь меня смущает, потому что у Альфредо нет фикс. Его клыки натуральные и блестят, как у хищников (спасибо зубной пасте “Кольгат”!).— Да, — бормочет Пакретт. — Я видел, как они блестели у него во рту.Да, это мог быть и старина Фредо. Повторяю вам: его клыки блестят так, что, когда он смеется, появляется такое ощущение, что солнце отражается от витрины магазина.— Матиа мне также сказал, что у него были нависающие веки?— Да, когда он меня колотил, его глаза были как бы полузакрыты.— Вы узнаете этого типа по фотографии?— Думаю, да.— Тогда я вам покажу одну. Я позвонил Пино и попросил его привезти снимок сюда.— Вы вышли на след? — спрашивает Дохляк.— Может быть.Новое появление медсестры, маленькой блондиночки с солидными буферами спереди и пышным амортизатором сзади. Она докладывает о приходе преподобного Пино. Я прошу его пригласить, и Пинюш заходит в палату.Он больше, чем когда бы то ни было, похож на раскрытый зонтик. У него все висит сверху донизу: сопля из носа, усы, окурок, поля шляпы, слишком широкое пальто и шерстяной шарф.— Ну что, больно? — спрашивает он Пакретта, вяло пожимая его хлипкую руку.— Да, и довольно сильно, — уверяет Пакретт и сообщает нам:— Я собираюсь подать прошение о досрочной отставке. У меня слишком слабое здоровье для этой профессии, а после такого избиения… Надеюсь, страховая компания не будет долго тянуть с выплатой. Я очень рассчитываю на крупную сумму за временную потерю трудоспособности.Пино говорит, что со страховщиками ни в чем нельзя быть уверенным. Потом он сообщает, что у него начался бронхит, что приводит Пакретта в ужас.— Не приближайтесь к моей кровати, — умоляет он. — Если при моих травмах я подхвачу еще какую-нибудь инфекцию, то могу уже не подняться.Пино немного обижен. Он утверждает, что болеет исключительно для себя и не имеет привычки раздавать свои болезни налево-направо первым встречным, как рекламные проспекты.Сан-А, начинающий терять терпение, требует фото месье Альфредо Бюизетти.— Держи, — отвечает Пино.Он роется в карманах, достает снимок и протягивает мне. Смотрю, на фото изображен сидящий на подушке толстый ребенок, который с глупым видом сосет палец.— Что это с моим клиентом? Усох, что ли? Пино замечает свою ошибку.— Это фото моего внучатого племянника. Сына — сына моей сестры, той, что замужем за булочником из Ионны. Его зовут Жан-Лу. Не булочника, а ребенка. Ему десять месяцев. Красивый малыш, правда?Мой ледяной взгляд заставляет его заткнуться. Он протягивает мне фото Альфредо. Я передаю его Пакретту.— Узнаете?Инспектор внимательно всматривается в изображение сквозь свои бинты, потом утвердительно кивает.— Восемь шансов из десяти, — отвечает он. — Но я не до конца уверен, потому что было темно.— Спасибо за информацию, — благодарю я. — Это может пригодиться.Я прощаюсь с беднягой Пакреттом.— В следующий раз я принесу вам сладенького. Достопочтенный Пинюш и я покидаем больницу. Едва мы вышли на улицу, как я прошу его ехать в контору и снова запереть Альфредо в секретную камеру.Сам же я сажусь в тачку и еду домой к выдающемуся лыжнику месье Бержерону.Он занимает целый этаж в массивном каменном доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30