OCR & SpellCheck: Larisa_F
«Атанасов Герчо. Только мертвые молчат»: Пресс; София; 1990
Герчо Атанасов
Только мертвые молчат
Станчев и Михов провозились почти час, пока собрали все свои рыболовные причиндалы. И тот, и другой были не из самых шустрых, мотались вокруг машины с распахнутыми дверцами, засовывали головы в багажник, вползали в салон, по многу раз поднимались и спускались по лестнице в доме Станчевых, а Петранка наблюдала за ними, давясь со смеху. Уже перевалило за девять, солнце начало припекать, а наши рыболовы все никак не могли собраться.
– Надо не забыть складные удочки, ты ведь помнишь?
Станчев-то помнил, только отнюдь не был уверен, положил ли он эти складные удочки или не положил. В шкафу их не было, значит, положил. Только пойди найди их в этих бесчисленных мешках, сумках и коробках.
– Мы же их куда-то сунули, голубчик? – недовольно рычал Михов, с головой погруженный в сбор вещей.
– Миха, я каждый раз даю себе слово укладывать их в пластмассовый футляр…
– Розовый?
– Розовый.
– Если ты помнишь, в прошлый раз я тебе их дал в полиэтиленовом пакете.
– Ну да… – вздыхал Станчев и семенил наверх.
Наконец с помощью своей дочери ему удалось обнаружить пакет, засунутый в какую-то старую коробку из-под душистого перца. Но тут же возникла другая забота – надо было взять запасную леску.
– У меня есть, – заявил сновавший возле багажника худенький Михов. – Я еще с вечера приготовил.
Однако лески не обнаружилось ни в его карманах, ни в сумках. Перерыли весь багаж, перещупали все, что возможно, – лески не было и в помине. Присели выкурить по сигарете.
– Положеньице, – заметил Михов. – Я же помню, что брал ее.
Станчеву хорошо были знакомы подобные «положеньица».
– Надо заскочить к тебе, Миха, лески старые, могут порваться и под тяжестью червяка…
Петранка торжественно проводила их, стоя на балконе, однако не больно удивилась, когда через полчаса снова услышала шум мотора. Ее взору предстала «лада» с распахнутыми дверьми и открытым багажником.
– Что стряслось, рыболовы? – крикнула она, перевесившись через перила.
Оба повернули к ней головы, как черепахи, а Михов, старый шутник, подкрутил ус:
– Что это ты машешь руками, как Гейне при вести о революции?
– Прости, дядя Боря, я думала, вы собирались на рыбную ловлю…
– Петруша, – крикнул отец, – ветчина…
И продолжил объяснения знаками. Они забыли специально оставленную портиться ветчину, незаменимую приманку для раков.
Петранка принесла обернутый в станиоль кусок мяса и брезгливо протянула его отцу.
– Вы неподражаемы, дорогие мои барсуки. Свои свирели не забыли?
Оба указали на набор разобранных бамбуковых палочек.
– А собрать их сможете?
Михов почесал за ухом, его тонкий ус дрогнул.
– В крайнем случае просверлим в них дырки и устроим гала-концерт для рыб… А ты готовь кастрюлю!
Наконец-то выехали в сторону речки в горах Стара-Планины. День обещал выдаться теплым, к обеду могло стать и жарко, и они опустили боковые стекла в машине.
– Запаздываем, Миха-а, запаздываем, – вертел баранку Станчев. – Если бы начальство увидело меня сейчас, точно отправило бы на пенсию.
– Опоздавшие да будут первыми, Коля, еще в древних книгах записано.
Старый холостяк, Михов имел широкие взгляды на жизнь.
Прибыли на место, поставили машину в тень, разделись до трусов, на головы водрузили панамы, потратили еще уйму времени, пока выбрались к обрыву. Внизу вода обмывала замшелые скалы, поросшие травой и орешником, заверчивалась, как в валяльнице, и с веселым журчанием уносилась за поворот. Вокруг не было ни души, среди корневищ на противоположном берегу, подобно молодым жеребятам, прядали ушами канадские тополя, неутомимо шуршал ручей, сновали насекомые. Долина была окружена покрытыми маслянистой зеленью горными склонами, сужавшимися кверху и оканчивавшимися оголенными вершинами. Над ними трепетало побелевшее небо с клубившимися белесыми облаками. Мужчины чувствовали, как немеют и расслабляются в воде ноги, освободившиеся от оков обуви, что возбуждало в них древнее ощущение свободы, которого так не хватает городскому жителю.
– Благодать, Коля, тишина и благодать… – заметил Михов. – Ни тебе римского, ни тебе уголовного, ни тебе гражданского права. Всегда эта мысль лезет в голову, как только выберусь на природу.
Вокруг них бесшумно носились бабочки, внезапно подхватываемые неуловимым ветерком. Михов с удовольствием наблюдал за их полетом, посматривал на них и Станчев.
– А ты осмелишься утверждать, что не существует, скажем, бабочкиного права? Или воробьиного. Есть и такое, природа кроит широко…
Станчев слушал тихий голос своего друга, но не поспевал за своими мыслями, которые перескакивали от следствия к Петранке, от нее к бабочкиному праву, затем к Арнаудову, в памяти мелькало лицо Досева, номер шуменской «шкоды».
– Славная у тебя дочка, – прервал его размышления Михов. – Милый ребенок.
– Какой тебе ребенок – девица на выданье.
– И когда это она успела так вымахать?
Станчев сказал, что у Петранки уже преддипломная практика, осталось только написать работу. Но тема у нее, тема! Как она могла выбрать такую неясную материю, – представляешь, новый экономический механизм в планировании текстильного производства!
– Не бойся, все равно до осени этот механизм не изобретут.
– Если вообще изобретут когда-нибудь, – добавил следователь.
Внизу валяльня ополаскивала скалы и обмывала берег, а рыба не клевала. Они сменили наживку и снова принялись ждать.
– Интересные дела попадаются? – спросил Станчев.
– Я думаю, что интересные дела появятся, когда изменятся наши прерогативы – a l'esprit de loi… Монтескье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42