Господи, да они могут покуситься на сам Лондон!
Стефан решил во что бы то ни стало вернуть себе Линкольн и этим преподать наглядный урок всем изменникам. Если он повесит у ворот Ранульфа, Уильяма и других предателей, дав им протухнуть, то вонь от их трупов расползется по всей Англии. Это заставит опомниться всех тех перебежчиков, у кого руки чешутся на собственность короля. Есть что-то необычайно убедительное в висельниках, раскачивающихся на ветру под карканье ворон.
В начале зимы Стефан повел свою армию на север. Вскоре заснеженные поля вокруг Линкольна, затоптанные людьми, лошадьми и колесами осадных машин, превратились в грязное месиво. Король решил использовать эту военную кампанию для опробования некоторых новейших образцов оружия. Наряду с метательными машинами, способными стрелять камнями весом до полусотни фунтов, вокруг замка были установлены тараны, штурмовые башни, баллисты и катапульты, напоминавшие гигантские арбалеты. Снаряды для них изготавливались из шлифованного камня, при ударе о преграду они разбивались на множество обломков. Применялись и различные емкости из телячьей кожи, начиненные либо каменными осколками, либо бочонками с негашеной известью. Если вражеский воин не был убит стрелой, то он мог быть ранен осколком или обожжен известью.
Под Линкольном были также испытаны самые новейшие изобретения: глиняные трубы – летя и разбиваясь, они разбрасывали вокруг облако железных стрел; крюк, который в полете нес за собой кожаную лестницу и закреплял ее на краю стены, и прочее, прочее, прочее.
Все это, по теории, должно было эффективно поражать живую силу противника. Но на практике дело обстояло далеко не так замечательно. Глиняные трубы зачастую не долетали до противника, а разбивались в момент их метания, осыпая стрелами своих солдат. Крюки с лестницами летели зигзагами и в девяти случаев из десяти не могли зацепиться за зубец стены.
Горожане Линкольна приветствовали появление войска восторженными криками – они оставались преданны королю. Ранульф рассчитывал на их помощь и был обеспокоен. Вскоре он понял, что Стефан лишил его свободы маневрировать и без посторонней помощи ему не выбраться живым из Линкольна. Это был мощный замок с высокими стенами и широким наружным рвом, но его, как и любой, можно было взять если не штурмом, то измором.
В поисках помощи Ранульф вспомнил о Роберте Глостерском, хотя вельможи и испытывали друг к другу антипатию. Однако Роберт был, несомненно, человеком слова. Кроме того, они были связаны родственными узами. Жена Ранульфа приходилась графу Глостерскому дочерью, и тот должен был освободить Линкольн хотя бы ради нее.
В канун Рождества Ранульф бежал из замка. Он не взял с собой жену, объяснив ей, что она будет в большей безопасности за крепостными стенами, чем на зимней дороге. В действительности Ранульф просто опасался, что в противном случае Роберт наверняка откажет ему в помощи.
Визит Матильды, ее ядовитые намеки и недомолвки погрузили Элизу в бездну отчаяния. Вновь и вновь она возвращалась к словам императрицы, пытаясь проникнуть в их смысл. Нет, Матильда не сказала прямо, что Бриан был отцом ее старшего сына, но она наверняка неспроста упоминала о дате его рождения и о цвете волос. Не было сомнения лишь в одном – Бриан находился рядом с Матильдой, когда она забеременела.
Бриан признал этот факт, но отрицал свою близость с Матильдой. Его приезд в Анжу лишь случайно совпал с зачатием Генриха.
– Тогда почему же Матильда так подробно рассказывала вам о Генрихе, и только о нем?
– Один Бог знает, – пожал плечами Бриан. – Возможно, в ней говорило просто обычное тщеславие матери. Элиза…
– Да, – горько сказала жена, – сейчас вы назвали мое имя. Но все это время на устах у вас было одно имя – Матильда. Признайтесь, вы ведь влюблены в нее, и вы были в Анжу, когда она… и вы… Боже, что я говорю?
Бриан так хотел успокоить ее, что вынужден был сказать неправду. А что ему оставалось делать? Ведь он действительно был с Матильдой в те летние месяцы, восемь лет назад.
И он действительно спал с ней.
И он верил тому, о чем она почти прямо сказала.
Но если это было правдой… Когда Стефан будет смещен и его место на английском троне займет Матильда, то ее старший сын станет принцем-наследником, а он, Бриан Фитц, – отцом будущего короля. Короля!
Да, он спал с Матильдой. Он был виновен, Элиза права в своих подозрениях. Но он отчаянно сдерживал готовый вырваться из горла нервный смех. Он согрешил – но лишь один раз. И это было его единственной изменой за все годы супружества. Одна-единственная торопливая близость в приступе дикой страсти – граф Готфрид должен был вот-вот приехать, и из этого впопыхах пролитого греховного семени мог вырасти будущий король Генрих II! От ликования и вины у него кружилась голова.
Бриан подумал о вельможах, которых он хорошо знал, – о Милесе Герифордском, Болдуине де Редверсе и других, кто жил жизнью легкомысленных гуляк и не знал мук совести. Все они считались хорошими людьми, заботливыми мужьями и примерными семьянинами, но тем не менее оставались большими любителями женщин. Домашние служанки и графини, скотницы и придворные дамы нередко разделяли с ними постель, и никто не обращал на это серьезного внимания, даже их собственные жены. У них рождались внебрачные дети, и они не уступали в этом покойному королю Генриху I и другим сластолюбивым монархам, и никто не бросил им в лицо ни слова упрека.
Нервный смех Бриана был вызван также мыслью: а ведь Элиза отнеслась бы к греху куда легче, будь его избранницей не Матильда, а любая другая женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105