Снова сели
на свои места. Мне пришлось даже поджать ноги почти до подбородка: мешал
тюк.
- Давай к карьеру! - скомандовал Дин Рид.
Поехали. Уже стемнело и я перестал ориентироваться, в какую сторону
мы едем. Клонило ко сну. Минут через двадцать остановились на бровке
старого карьера, используемого под свалку. Вытащили рулон.
- Обвязать нужно, - сказал Дин Рид и вытащил из кармана бельевую
веревку, а я как бы в подтверждение того факта, что совершенно трезв,
подумал о нем: какой он предусмотрительный, захватив веревку, ведь если
сбросить вниз рулон, не обвязав его, то он размотается. А зачем его
сбрасывать? - этот вопрос в то время не пришел мне в голову.
Когда Дин Рид обвязал тюк, мы столкнули его вниз на кучу бытового
мусора.
- Пошли, сказал Дин Рид и стал боком спускаться по осыпающемуся
суглинку. Мы последовали за ним.
- Давай сюда, - указал наш председатель на шестиметровый кусок
железобетонной трубы, какой обычно используют для ливнеспуска. Труба
лежала на склоне под углом где-то градусов сорок, уткнувшись нижним торцом
в темную лужу.
Мы подтащили тюк к трубе, и Дин Рид направил свой конец во внутрь.
- Толкай! - скомандовал он, и мы толкнули.
Тюк соскользнул вниз. Сверху мы набросали в трубу несколько десятков
пустых банок из-под краски и выбрались из карьера.
- Минералка есть? - спросил Дин Рид Мухомора, тот молча полез в
кармашек за сидением и достал бутылку. Дин Рид открыл ее зубами и стал
мыть руки, поливая сам себе.
- Поехали, - снова скомандовал и мы тронулись с места не включая фар.
Видимо я все-таки порядочно опьянел, иначе я не убедил бы себя, что в
тюке, несмотря на его тяжесть, не мог быть завернут труп, хотя у меня и
мелькнуло подозрение в самом начале. Я, как мне казалось тогда, нашел
неопровержимое доказательство "от противного": если бы в тюке был труп, то
в такую жару к нему невозможно было бы подойти. Будь бы я трезв, то
додумался бы до простой истины: целлофан не пропускает запах.

Средняя Ахтуба, Рыбачий, Бурковка - эти поселки промелькнули в
течение каких-то двадцати пяти минут. Дальше Краснослободск, если они,
конечно, не свернут перед мостом через Судомойку в пойму. Едем прямо, за -
тем петляем по городу, не сбавляя скорости, меня бросает то к правой, то к
левой дверце. Впереди сноп света выхватывает из темноты дощатые заборы,
ворота гаражей, узорчатые ставни частных домов, стволы деревьев. Съезжаем
с асфальта в заросший сорняками переулок. Останавливаемся против
свежевыкрашенных зеленых ворот.
- Приехали, - сказал Дин Рид и вылез из машины. Я последовал за ним.
Мухомор остался за баранкой. Значит будет загонять машину во двор, подумал
я.
Вошли через калитку, навстречу нам, гремя цепью, бросился волкодав.
- Тихо! - гаркнул на него Дин Рид, и пес успокоился.
Из дверей дома вышла молодая, загорелая, плотно сбитая женщина.
- Заходите, гостьми будете! - нарочито растягивая слова пропела она.
Я отодвинул засов ворот, открыл их. Мухомор закатил "Жигули", я снова
закрыл ворота, задвинул засов. Следом за Мухомором пошел к дому через
целиком заасфальтированный двор, а котором не было ни одного деревца,
только две теплицы метров по двадцать длинною, да электрический фонарь на
столбе посреди. Здоровенный пес на цепи вилял мне хвостом: значит свой.
Мухомор вошел, я же слегка замешкался в дверях потому, что женщина,
на секунду преградив мне путь, - толкнула в бок упругой грудью. "Привет" -
шепнула она.
Из застекленной веранды, освещенной со двора, следом за Мухомором
вошел в небольшую комнату с одним окном, затянутым от комаров марлей. За
столом, придвинутому к дивану, сидели Дин Рид и мужчина с крупными чертами
лица и седоватыми волосами, стриженными бобриком. Дин Рид сидел на стуле,
мужчина - видать хозяин дома - на диване, спиною к раскрытому окну.
- Садитесь, - пригласил хозяин, и мы с Мухомором сели к столу, на
котором уже стояла открытая бутылка водки, тарелка со свежими огурцами,
зеленым луком, редиской. - Закусим слегка, пока Кукла не приготовит
что-нибудь существенное.
Хозяин разрезал на куски полуметровую чехонь - на клеенку из-под ножа
закапал прозрачный жир - и разлил поллитровку по стопкам. Я хотел было
выпить, как всегда, половину, но понял, что здесь это не принято. А кроме
того, я уже был достаточно пьян.
Пока отдирали с треском кожу с вяленой чехони и ели коричневатые
просвечивающиеся куски, Кукла приготовила и принесла прямо в сковородке
жареное мясо.
- Ешьте, гости дорогие, - нараспев проговорила она, а сама незаметно
для других скосила глаза в мою сторону и на щеках ее возле губ
образовались ямочки от улыбки, предназначенной, как я понял, мне.
Я не помню, как мы распили вторую бутылку (об этом я узнал только на
следствии), но помню, что состояние легкомыслия, эйфории, не покидавшее
меня с дачи, продолжалось. Я уже не думал о том, что со мною произошло,
что я делал утром, зачем ездил к "Белому аисту". Я жил только данным
расплывчатым, состоящим из отдельных мало связанных фрагментов,
мгновением, и особенно не вникал, да и не в состоянии был, в суть
разговоров за столом. Когда ко мне обращались, я подымал руку и качал
ладонью, будто прощаясь с трапа лайнера с сопровождавшими меня членами
посольства. "Все будет хорошо, ребята!" - отвечал я на все вопросы, а сам
мысленно только касался тех отдельных фрагментов, поминутно ощущая волны
тепла, образованные присутствием молодой женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10