OCR & SpellCheck: Larisa_F
«Чайка»: «Паритет» ЛТД; Москва; 1995
ISBN 5-86906-059-1
Аннотация
Динамичный сюжет, неожиданные повороты в судьбах героев, глубокое проникновение во внутренний мир персонажей, драматизм конфликтов – определяющие черты романа «Чайка», написанного известным мастером зарубежного сентиментального романа Кэтлин Норрис.
Кэтлин Норрис
Чайка
ГЛАВА I
Стоял конец октября, и прибой, как обычно в эту пору года, был очень бурный. Волны непрерывно ударялись о берег, с шумом наполняя водой все углубления, образуя пенящиеся и клокочущие потоки между скал и высоко вздымая на своих гребнях массы багряных и изумрудных шелковистых лент – морских трав и водорослей.
Солнце в тот день совсем не показывалось из-за туч, а от скрытого в тумане Тихого океана дул резкий ветер. Воздух был теплый и сырой, словно насыщенный соленой влагой. Чайки, относимые сильным ветром, как-то накренялись на одну сторону и с криками низко летали над грозно рокочущими, стремительно несшимися к берегу волнами.
В ста милях на юг от бухты Сан-Франциско и больше, чем в ста на север от Санта-Барбара, голый утес, забытый и оставленный людьми вот уже добрую сотню лет, вздымался в суровой пустыне скал и моря. Желтая, безжизненная трава покрывала утес, а на склоне, обращенном к морю, виднелись выбитые в скале две-три ненадежные ступени, по которым смелому человеку можно было спуститься на берег.
Именно с этого утеса молодой человек в стареньком костюме для гольфа и в низко надвинутой на густые черные волосы спортивной шапочке видел пустынную ленту берега далеко на север и на юг. На севере она, в какой-нибудь миле от утеса, кончалась спокойной дельтой маленькой речки Амигос. Там были песок, ивы, шаткий мостик и вдалеке выцветшая от времени крыша старой миссионерской церкви.
По направлению же к югу громоздились скалы и, насколько хватает глаз, ничего не было видно, кроме этих каменных громад, и только кое-где мелькало цеплявшееся за скалу деревцо, клонившееся от ветра; все в этой стороне было голо, неприветливо и пустынно под унылым, серым, закрытым тучами небом.
Волна за волной поднималась из бездны и разбивалась о скалы, разлетаясь брызгами, отбегала назад в зеленую глубь, где мириады крошечных обитателей моря ожидали ее, то исчезая, то появляясь вновь, чтобы скользнуть в следующую волну.
Кент Фергюсон сегодня впервые увидел это своеобразное место; в его дикой нетронутости было что-то неотразимо привлекательное для молодого человека, что-то ласково-успокоительное коснулось его души подобно тому, как мягкий солено-влажный воздух касался его щек.
Где-то там, за его спиной, находилось старинное поместье Эспиноз, последнее смиренное напоминание об отошедших в прошлое романтических временах. Ивы, эвкалипты, старинный дом с его узкими балконами и разрушавшимися стенами – все здесь говорило о тех временах, когда испанские ранчо, где разводили овец, были разбросаны по сухим и залитым солнцем степям Калифорнии, и странствующим падрэ, чтобы перейти из одной гостеприимной гасиэнды в другую, приходилось путешествовать по несколько дней.
Когда-то род Эспинозы владел всем краем, но теперь их богатство и могущество отошли в область преданий и им принадлежало лишь несколько сот голов мелкого скота да несколько сот акров земли. Знаменитая некогда королевская дорога вела к исторической церкви святого Эстебана, и пассажиры, иногда проезжавшие здесь в запыленных автомобилях из Цинциннати и Ист-Сен-Луи, слышали рассказы о знаменитом ранчо Эспинозы, славившемся своим гостеприимством в те времена, когда в стране еще не было открыто золото, о свадебном пире сеньора Пабло Моронес-де-Кастиль и Марии-Жозефины Эспинозы в 1800 году, на котором присутствовали все знатные фамилии штата и который продолжался целых семь дней.
В деревушке Солито, в пяти милях отсюда, Кент видел на месте, где в старину был «Булль-Ринг», маленькую «Чайную» для артистов. Артисты – профессионалы, полупрофессионалы и, наконец, люди, готовившиеся стать артистами или мнившие себя таковыми, когда-то облюбовали Солито. Понастроили здесь непритязательные коттеджи с выкрашенными в зеленый цвет дверями и желтыми рамами. Сосновые аллеи над морем кишели краснолицыми дамами в очках и неуклюжей, но крепкой обуви, с неизменным экземпляром «Атлантик» под мышкой. В Солито имелся общественный театр, а произведения местных художников выставлялись на продажу в старой лавке рядом с вышитыми передниками, лопатами и блестящими цинковыми ведрами и кастрюлями.
Только пять миль отделяло от этого мира старое ранчо Эспинозы, а между тем оно казалось Кенту таким одиноким и заброшенным, так всецело принадлежавшим прошлому, подобно охотнику Рип-Ван-Винклю из легенды, что проспал два века.
Бархатные корсажи, веера, инкрустированные серебром седла, вино и веселье, рыцарское ухаживание, песни и удары кинжала – все исчезло. Остался лишь этот полуразрушенный дом под сенью старых деревьев, хранивших следы многих бурь, старый дом, в котором доживала свой век старая женщина, и теснившиеся вокруг него амбары, сараи и хижины, где ютились несколько мексиканцев-метисов со своими черноволосыми, смуглыми и дикими на вид женами и ребятишками.
Во время осторожного обследования ранчо Кенту не удалось увидеть сеньору Спинозу. Слуги же, стоя в дверях хижин или топчась во дворе, покрытом лужами благодаря недавно прошедшему ливню и истоптанном копытами коров и лошадей, с удивлением посматривали не незнакомца.
Видно было, что здесь, на ранчо, посетитель был явлением непривычным.
– «Веселенькое» существование ведет, должно быть, тут одна-одинешенька эта старая дама, – сказал себе Кент Фергюсон, обернувшись, чтобы взглянуть на низенькие строения, над которыми ветер, играя, кружил в воздухе желтые листья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79