– А вот семьдесят три – дело серьезное. Но если бы даже это были девяносто восемь, я вас ужасно, ужасно люблю!
– Но, Билли, есть столько девушек…
– Миллионы! – согласился он, глядя ей в лицо со странной усмешкой. И, поймав этот взгляд, она почувствовала, что сердце в ней задрожало. То был пристальный, оценивающий взгляд мужчины, который нашел себе подругу.
Разговор этот происходил в декабрьский вечер, в один из тех редких вечеров в этом месяце, когда они обедали вместе. На этот раз Жуанита была так утомлена, что могла идти только домой, слишком утомлена, чтобы хотеть поцелуев и нежных слов. Перед рождеством покупатели целые дни толпились в магазине, и в голове у нее жужжало от их голосов, болела поясница, голова и руки.
Билли становился мрачен, видя ее в таком состоянии. Он рассчитывал пойти в театр или кинематограф, сидеть там в полной темноте, плечом к плечу с нею, сжимая ее руки. «Проклятая служба!» – как-то раз выругался он.
– Право же, Билли, – сказала она со слезами усталости и уныния в голосе, – я не так уж люблю эту работу, вы знаете.
– Тогда зачем вы работаете? – сердито сказал Билли. На это Жуанита, почти падая от усталости, прислоняясь к двери дома Дюваль, отвечала лишь взглядом отчаяния.
– Вам незачем делать это! Вы можете выйти за меня замуж!
– Ради ваших денег! – воскликнула Жуанита презрительно и с раздражением.
Билли покраснел и надулся.
– Но это ведь не было бы ради денег, – сказал он, задетый.
– Нет, было бы.
– А я вам говорю – не было бы!
– А я говорю – было бы! Когда девушка, такая бедная, как я, выходит за такого богача, как вы, это именно ради его денег! – почти кричала Жуанита. – Или отчасти ради денег!
Билли вдруг смягчился. Он положил руки ей на плечи.
– Отчасти, да. Ну, что же, я это понимаю, дорогая. Разумеется, девушке хочется комфорта и разных красивых штук – и мужчине доставляет удовольствие давать их ей. Но ведь это не все, не правда ли, Нита?
Она с раскаянием коснулась в темноте губами его щеки.
– Конечно, нет, милый! Но вы женитесь на ком-нибудь, кто будет намного, намного лучше меня, Билли. Зачем вам такая жена, усталая, злая и безрассудная…
– Ах ты, моя бедняжка! Беги наверх и ложись в постель, а завтра я приеду за тобой перед обедом и ты, может быть, будешь бодрее! – Сказал он с нежностью и участием. – А после рождества, когда у тебя будет время поразмыслить об этом…
– Билли, голубчик, тут не о чем думать, я знаю свои чувства…
– Но ты любишь своего мальчика, да?
– Да, люблю. Но недостаточно, чтобы… чтобы сделать его несчастным и выйти за него замуж и заставить его потом пожалеть…
Все это ее губы шептали, касаясь твердой, холодной выбритой щеки, в то время, как он держал ее в объятиях. В такой ситуации эти слова, конечно, не произвели никакого впечатления. Жуанита видела это, но она была слишком уставшей, чтобы настаивать на своем. Он был такой славный, спокойный, так тепло было в его объятиях. А она была утомлена, раздражена, в тоске. Она могла только прижиматься к нему, пока он не отпустил ее…
Она лежала на жесткой, холодной постели и размышляла. Если жизнь так немилостива к девушке, то можно ли осуждать ее за то, что она хватается за случайную радость?
А что, если Билли – просто сентиментальный юноша, только что со школьной скамьи, для которого брак – только неограниченная возможность целовать девушку, которую он любит, одному обладать ею?
Она даст ему счастье. Она сумеет играть роль не хуже, чем делала это его мать. Билли никогда не догадается, что он – не слепо обожаемый супруг.
Да и, в конце концов, она, действительно, любит его. Настолько, насколько возможно любить такого неразвитого мальчика, чья душа и ум едва еще проснулись. Все ведь любили Билли, всем он нравился.
Жуанита нетерпеливо отмахивалась от всех этих мыслей, беспокойно ворочалась и ворочалась, пока часы не пробили семь часов и она вскочила все еще расстроенная и пристыженная.
И вот однажды вечером они обедали вместе, Жуанита вся сияла, а ее настроение отражалось на настроении Билли. Они провели один из самых счастливых своих вечеров.
На Жуаните была новая шляпа из синего бархата, а вот платье было поношено, перчатки и туфли ужасны, пальто потерто.
Но пальто и перчатки были сняты, а в большом кресле платье и туфли – почти не видны. А новая шляпа (она купила ее за три доллара в одном магазине, тогда как нигде такой меньше, чем за четыре с половиной, нельзя было достать, как она серьезно объяснила Билли) – была одинакового оттенка с ее глубокими серыми глазами.
Был восьмой час вечера, и зал был полон. Они сидели на любимом месте у большого окна. И Руди, первый скрипач, подошел к ним.
– Сегодня я сыграю кое-что для вас, мисс Эспиноза, – сказал он.
Жуанита не находила слов от счастливого волнения. Скрипка пела влюбленно, мечтательно, нежно.
– Нита, я так вас люблю!
– Я знаю. И я хочу, чтобы вы меня любили, Билли.
– Но, в таком случае, почему бы нам не пожениться, родная? Подумайте: большая комната здесь, в Фэйрмонте, и только мы вдвоем – вы и я. Книги, камин… Девочка, я хочу, чтобы вы были только моей! Я так ревную вас ко всякому олуху, что заходит в ваш проклятый магазин купить галстук!
– Но брак не только это, Билли. Это – годы и годы вместе. Двадцать, сорок… И каждый скажет, что я подцепила сына богача.
– Ну что же, это, собственно, так и есть! – заявил он.
– Билли Чэттертон! – воскликнула она вне себя.
Но он спросил удивленно: – Вы ведь не можете отрицать, что мой отец – богач, Нита?
– Ну да, правда. И пускай себе говорят, – сказала она с облегчением. Потом, помолчав:
– Может быть, это оттого, что я никогда не была замужем, я все спрашиваю себя, чувствую ли я все то, что девушка должна или могла бы чувствовать…
– Это предоставь мне, – сказал Билли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79