Но иногда Джейн умолкала, становясь видимой насквозь. И тогда Фанни видела, как в ней прокатывается волна боли или злости, – так по лицу беременной женщины угадывают тайное шевеление её ребёнка.
Немного позднее вернулся Жан Фару. От него пахло непривычным запахом табака и мужчины. Он ещё весь вибрировал от выкриков, которые только что исторгали вокруг него сотни молодых заносчивых глоток, от бессмысленных и пустых слов, которые сам он выкрикивал в густых клубах дыма. Глядя на его новый костюм с плохо подобранным галстуком, на тёмные мешки под глазами и недавно появившуюся тень над губой, Фанни мысленно сравнила его с выпачканным в грязи фруктом. Войдя в комнату, он нарушил глубокую тишину рукоделия и чтения, в которую погрузились две женщины, сидящие рядом, почти касаясь друг друга локтями, возле семейной лампы.
– Ну как, доволен? Здорово накричался? Вылил достаточно всякой дряни? Ниспроверг устои? Заложил основы чего-нибудь? Подорвал другие основы? Тебя не тошнит?
Фанни не ждала ответов: просто она решила встать преградой между Жаном Фару и Джейн; но Жана было невозможно провести, и он смотрел только на Джейн. Он повернулся к Фанни лишь для того, чтобы спросить её глазами: «Что с ней такое? Что произошло? Что вы ей сделали?»
Фанни раздражённо ответила движением плеча: «Ах, оставь меня в покое!»
Фару-младший не решился заговорить с Джейн, которая держала его на расстоянии своим высокомерием, отстраняемая от него чем-то вроде моногамной брезгливости.
– Да, – сказал он наконец, не отдавая себе отчета в том, что его уже никто ни о чём не спрашивает. – Это было великолепно. Мы не посрамили наших отцов. Они не могли бы не согласиться с теми глупостями, которые мы там наговорили. Там был такой бедлам!
Он менялся на глазах с момента своего возвращения, обретая самоуверенность, которая его опрощала. Фанни порой смотрела на него с материнской грустью.
– Отец в «Водевиле»?
– Разумеется, – ответила Фанни.
– Там всё в порядке?
– Он говорит, что да. Он тебя туда ещё не водил?
– Как и вас, мамуля. А вас, Джейн?
– У меня нет никаких особых привилегий, – ответила Джейн, не подымая глаз от книги. – С тех пор как они начали репетиции, я слышала в «Водевиле» только отрывки текста, зубовный скрежет и препирательства между Сильвестром и декораторами. Фару воистину прячет свою работу на сцене, как…
– Как кошка прячет свои делишки в песок, – подсказала Фанни, которой захотелось, чтобы они рассмеялись. – А в сущности, почему, задаю я себе вопрос.
– От застенчивости, – сказал Жан.
При этих словах Джейн подняла голову и с нехорошей усмешкой снова уткнулась в книгу.
– Не хотите ли вы меня убедить, мамуля, будто никогда не замечали, что отец застенчив?
– Признаюсь, – с досадой сказала Фанни, – эта его особенность мне никогда не бросалась в глаза.
Однако произнесла она это неуверенно, словно размышляя.
– Я верю вам, мамуля, я вам охотно верю… Джейн тоже, должно быть, не замечала этого.
Этот косвенный выпад не произвёл впечатления на Джейн. Взгляд Жана жадно обволакивал плечи Джейн, руки и колени Джейн, волосы Джейн, но Фанни читала в горящей голубизне его глаз, покрасневших от табачного дыма, лишь алчность и безнадёжную обиду.
«Возможно, он начинает её ненавидеть», – подумала Фанни.
Он постепенно терял благосклонность своей мачехи и осознавал это. Несколько освободившись от материальных забот о нём, она всё ещё продолжала журить его с суровостью кормилицы: «Ну когда ты подстрижёшь ногти на ногах и прополощешь рот эликсиром? Я знаю тебя! Твой девиз: "Шёлковые носки и сомнительной чистоты ноги. Почищенные зубы и грязный язык!"»
Однако она ни за что на свете не решилась бы сесть напротив этих голубых, переполненных болью глаз, проницательных и натренированных, и спросить:
«Объясни мне, откуда ты знаешь, что твой отец застенчив?.. Расскажи мне, что ты каким-то чудодейственным способом узнал про него, так мало с ним разговаривая, не являясь его союзником, расскажи мне, на какую-такую особую осведомлённость ты претендуешь…»
А этот молодой волчонок, загадочный и несчастный, топтался на месте, перебирал газеты, встряхивал пустую пачку из-под сигарет; однако Джейн встрепенулась и оторвалась от своей книги, только когда услышала, как где-то часы пробили полночь.
– Вы что, так обе и останетесь здесь сидеть?
– У Фару дел на всю ночь. Сильвестр свой график выдерживает. В пятницу утром – прогон. В пятницу вечером – генеральная…
– В субботу – восемьдесят тысяч выручки, – подхватил Жан.
– Да будет воля Аллаха!
– Кто к нам сегодня приходил, мамуля?
– Разные люди, – лаконично ответила Фанни. – Клара. Кузина Фару. Кое-кто ещё… Больше никого.
Джейн при упоминании о Кларе и кузине Фару испугалась, что сейчас будет произнесено имя Инес Ирригуайен, и вся подалась вперёд со страдальческим, насторожённым лицом, но Фанни в тот момент даже не вспомнила про молодую блондинку.
– Ну а теперь, дети мои, я иду спать.
– И я тоже, – сказала Джейн.
– Удивительная… Удивительное совпадение, – съязвил Жан.
Он не осмелился произнести слово «солидарность». Джейн разгадала его и перешла в наступление.
– Ну да, господин Фару-младший, ну да! Удивительная солидарность! И у вас есть в чём упрекнуть нас, господин Фару-младший?
– У меня? Нет… Вовсе нет…
Утратив свою заносчивость оскорблённого ребёнка, Фару-младший со страхом смотрел на своего первейшего противника.
– Ну! Ну! Мир! Мир! – мягко скомандовала Фанни. – Ох уж эти мне Фару, я просто не могу больше…
Она стала легонько подталкивать Жана Фару, чтобы он шёл в свою комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50