Остальные – стажеры, совсем девчонки. Но и Акико вскоре уедет. Она обручилась с Кобаси. Другие сестры либо живут с семьей, либо снимают квартиры.
Норико тоже подумывала о переезде. Тогда было бы проще встречаться с Наоэ, можно было бы приглашать его, кормить по-домашнему… Общежитие не запиралось, и никто не следил за входом, тем не менее Норико не решалась приходить очень поздно – не к лицу это было ей, самой старшей по возрасту.
Как-то Норико поделилась с Наоэ своими планами о переезде. В ответ он лишь сказал коротко: «Вот как?» – и ни слова больше. Так она и не поняла, против он или за. Столкнувшись с таким равнодушием, она снова заколебалась. Ей показалось, что он не желает, чтобы она поселилась отдельно: почему – непонятно. Все это расстроило Норико: жить с молоденькими девчонками было невмоготу, но из-за Наоэ от переезда пришлось отказаться.
…Когда же она сегодня заснула? Норико помнила, что последний раз взглянула на часы в начале третьего. А сейчас половина шестого – значит, спала всего три часа. Да и то, какой сон – тяжелое забытье. Просыпалась при каждом порыве ветра.
Через четыре дня – Новый год. Праздник, от которого замирает сердце: и радостный, и печальный – прошел еще один год жизни.
После того как Норико исполнилось двадцать три, она с грустью думала о каждом уходящем годе. Если бы он был прожит вместе с Наоэ… Хотя нет, все равно было бы грустно.
За окном забрезжил рассвет, и Норико выключила лампу. Посмотрела в окно. Мысли опять вернулись к Наоэ.
Ей вдруг так захотелось почувствовать тяжесть его рук! Пусть он будет оскорбительно холоден, даже груб, пусть мучает ее – все равно, только бы был рядом!
С двадцать девятого декабря – праздники. Пять выходных дней – до третьего января. Норико собиралась провести их в Ниигате, в родном доме. Тем более что и Наоэ на эти дни уезжает к матери в Саппоро. Она жила там с семьей младшего сына. Старший – Наоэ – считался у них непутевым: бросил родительский дом, вместо того чтобы, как положено старшему, взять на себя все заботы, уехал учиться в Токио, да так и остался там; и не женился, и о матери не заботится.
Тридцать первого Норико и Наоэ дежурят. Работать в праздник не слишком большая радость, но Норико была счастлива оттого, что в этот вечер будет вместе с Наоэ. Да и на работу выходить позже – седьмого января. После первого поезда будут не так забиты. В общем, все складывается довольно удачно.
Спать больше не хотелось, а вставать было еще рано. До восьми можно полежать, подумать…
Норико устроилась поудобнее, открыла глаза. Недавно только окно белело, а теперь вся комната наполнилась светом. С улицы послышалось позвякивание стеклянной посуды, притормозил велосипед – появились разносчики молока, почтальон.
Что он сейчас делает? Конечно, спит. Но… В последние дни воображение обязательно рисовало рядом со спящим Наоэ женщину. У Норико от этого начинала кружиться голова, перехватывало дыхание; она ничем не могла заняться, все валилось из рук. Норико ругала себя, но освободиться от мучительных мыслей не могла.
Под окном послышались шаги почтальона. Стряхивая наваждение, Норико выпрыгнула из постели в утреннюю прохладу.
Начался новый день – обычный день с обычными хлопотами: обойти больных, записать в журнале указания дежурного врача, раздать лекарства, сделать уколы, взять на анализ кровь.
Операций на сегодня не намечалось.
Норико еще раз обошла палаты, вернулась в комнату медсестер и принялась сворачивать тампоны.
Старшая сестра листала истории болезни. Отобрав несколько штук, она неожиданно позвала Норико.
– Симура-сан! Я хотела бы с вами поговорить. Может, пройдем в раздевалку?
«Что ей нужно?» Недоумевая, Норико вышла в коридор за старшей сестрой.
Раздевалка была на третьем этаже, рядом со складом. Вдоль стены стояли шкафчики для одежды, напротив – диван и большое зеркало, на крюках висели белые чулки, пояса от халатов.
Старшая сестра вошла в комнату первой. Убедившись, что в раздевалке никого нет, она заперла дверь на ключ. Сэкигути проявляла порой недюжинный талант конспиратора.
– Слушаю вас, – сказала Норико, присев рядом со старшей сестрой.
– Я хотела спросить вот о чем. – Положив на колени медицинские карты, Сэкигути открыла ту, на которой значилось: «Есидзо Исикура». – Больному Исикуре назначаются наркотики?
– Да.
– Так… Жалобы на острые боли в пояснице… Препарат группы «А». Ну это ладно. – Старшая сестра положила карту так, чтобы и Норико было видно. – На этой неделе ему вводили наркотик дважды – вчера и в понедельник, то есть через день. Неужели у Исикуры такие сильные боли?
– Особенно по ночам.
– Об этом я знаю. Но почему непременно наркотики? Неужели нельзя обойтись обычным болеутоляющим? – Она перелистала несколько страниц. – Вот. Позавчера, например, назначили нобулон, а до этого уинтамин; значит, можно же обойтись без наркотиков? Но почему-то в твое дежурство ему каждый раз вводят наркотики.
Норико догадывалась, на что намекает старшая сестра.
– Всегда в твое дежурство, – продолжала Сэкигути, – и всегда по указанию доктора Наоэ.
– Но что вы мне хотите сказать?
– В общем-то, ничего… Я просто подумала, не слишком ли часто?
– Мне этого знать не положено. Спросите лучше у доктора Наоэ.
– Конечно, конечно. Ты абсолютно права. Просто на всякий случай хотела поговорить сначала с тобой.
Норико, разумеется, помнила, что в дежурства с Наоэ ей приходилось часто отмечать в журнале инъекции наркотика. Причем днем по указанию Наоэ его вводила она, однако вечером или ночью, совсем непонятно почему, Наоэ говорил, что будет делать уколы сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93