Но Софья уже не слышала слов верной няньки. Она выскочила из комнаты и стремительно побежала во двор, так как увидела из окна, что Нелидов седлает лошадь. За недолгое время, которое она прожила с ним под одной крышей, она многое узнала об этом человеке. Да, когда он нервничает или не может принять решение, он часто ездит верхом.
– Постойте. И я с вами! – крикнула девушка. – Седлайте и мне!
Конюх беспрекословно подчинился барышне, и через некоторое время она тоже оказалась в седле. Но Нелидов и не собирался ее ждать! Он уже умчался прочь, и ей пришлось догонять его во весь дух. Софья настигла Феликса уже у самого леса.
– Послушайте, это же невежливо! Куда же вы умчались как сумасшедший! Феликс Романович, да подождите же вы!
Алтухова хорошо держалась в седле – с ровной спиной, развевающимися волосами, на фоне заходящего солнца, она выглядела так, будто сошла со старинной английской картины. Нелидов резко осадил лошадь и развернулся навстречу наезднице.
– Вы умчались как сумасшедший, – продолжила она с улыбкой, но тотчас же осеклась, напоровшись на его взгляд. Она никогда не видела его таким и не представляла, что этот тонкий и деликатный человек может смотреть таким тяжелым, недобрым взглядом.
– Вы умчались…
– Да, – он ответил резким, неприятным голосом. – Я умчался, чтобы не давать вам повода для иллюзий. Чтобы вы поняли, как скоро вы должны покинуть мой дом.
– Феликс, вы гоните меня? – она потеряла дар речи и чуть не потеряла поводья. Лошадь, почувствовав слабину, затанцевала под наездницей. – Теперь, когда знаете, что я люблю вас, что вы мой идеал, мои ожившие грезы…
– Пустое, девичья сентиментальность. – Он резко натянул поводья, и его лошадь встала на дыбы.
– О нет! Вы не обманете меня! Я тоже видела в ваших глазах чувство! К чему все это? Зачем вы хотите унизить меня? Оскорбить?
– Я не хотел вас оскорблять. Вы прекрасны. Это я совершил некрасивый, неблагородный поступок, поцеловав вас, прошу вас, простите меня. Надеюсь, что вы найдете себе достойную партию.
Софья чувствовала, что теряет разум. Она совершенно не понимала, что происходит с человеком, который только что пылал к ней безумной страстью. Что изменилось за два часа?
– Я же сказал вам, что обманул вас. Что я был женат уже не один раз.
– И что же из того?
– Мои жены умерли. Все! Я вдовец! Трижды вдовец! – он выкрикнул это резко, с силой, как выстрелил из пистолета.
Софья остолбенела.
– Умерли? Они умерли? Все трое?
– Они умерли, – ответил Нелидов деревянным голосом. Он ожидал следующего вопроса. Как умерли эти несчастные, сами или он убил их?
Софья смотрела на него с ужасом. Все, что ей грезилось в этом доме, в этом парке у пруда, стало приобретать особый, жуткий смысл. Она не знала, что говорить и что делать дальше. Вопрос стоял у нее в глазах, но она не смела его произнести.
– Вы хотите меня спросить, не убивал ли я их, не так ли? Не знаю. – Нелидов опустил поводья, и его лошадь стала кружить на месте, вокруг лошади девушки.
– Я вам не верю. – Софья прищурилась, и взгляд ее стал сосредоточенным, каким бывал в гимназическом классе на уроке. – Я вам не верю. Вы несете околесицу, возводите на себя напраслину. Не знаю, с какой целью вы хотите опорочить себя. Вы хотите, чтобы я обиделась на вас, как можно быстрее покинула ваш дом и забыла вас навсегда. Но вы поступили подло, потому что дали мне повод надеяться на ответное чувство. Вы поманили меня прекрасным, а затем плюнули в лицо, растоптали душу! Я не понимаю вас, я проклинаю вас. Вы погубили меня. Можно считать, что я ваша четвертая жертва!
При этих словах Нелидов весь побелел.
– Нет! Софья! Нет!
Но она не слушала его, повернула лошадь и пустила в галоп. Он ринулся следом, но потом перестал догонять, слез с лошади и повалился в траву.
Софья ворвалась в дом с истошным криком, стала торопить Матрену и Филиппыча собираться и тотчас же ехать.
– Да ты что, матушка, как угорелая кричишь и носишься? Куда же мы на ночь глядя поедем-то? – подивилась Матрена.
– Прочь, прочь отсюда, немедля! Тотчас же! – кричала Софья.
– Да что с тобой, белены объелась? – испугалась нянька.
– Матреша! Скорее отсюда, иначе я умру! Он не любит меня! – И слезы хлынули рекой из ее глаз.
– А, вот теперь понятно. Что ж, коли так, поедем! Нако-ся, вытри личико-то! Утопишь нас! Да, вот они, писаки проклятые, голову закрутят совершенно да… – Матрена удрученно завертела головой и поспешно принялась за сборы.
Наскоро погрузили скарб, впопыхах сели в коляску и без оглядки, точно воры, помчались прочь. И только отъехав версту, Софья вдруг спохватилась и заголосила:
– Зебадию, Зебадию забыли! Филипп, гони обратно!
– Фу-ты, ну-ты! – И Филипп Филиппыч повернул назад, шепча про себя что-то укоризненное.
Когда подъехали к дому, Софья заскулила:
– Матреша, я не могу вернуться. Я не могу зайти в дом! Шагу не могу туда ступить!
– Ах ты, боже ты мой! Что за напасть! – Матрена запыхтела и вылезла. – Зяба, Зяба, кис, кис, кис!
Матрена потопталась около дома, но войти не решилась. Софья высунулась из коляски и тоже позвала кота жалобным голосом. В ответ последовало молчание. Не колыхнулось ни кустика, ни травинки. Не зажглось ни одного окна. Не послышалось ничьих шагов, точно они кричали у могилы.
И только в темной гостиной мрачного дома раздалось тихое шуршание. Это дракон под столиком поднял свои резные крылья, еще шире раскрыл зловещую пасть, и в тот же миг из нее вырвалось стремительное пламя, которое, впрочем, тотчас же и потухло.
Глава двадцать первая
Первые дни после возвращения в Эн-ск прошли как в дурном сне. То, что в семье Толкушиных произошло несчастье и что Алтухова как-то причастна к происшедшим событиям, стало скоро известно, хотя столичных газет тут не читали и дальше своей околицы носа не совали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75