Невесту, как и подобает, держали в строгости. Она никогда не оставалась с женихом наедине, всегда принимала молодого человека вместе с матерью. Гриша страдал от невозможности шепнуть девушке ласковое слово и умолил Ангелину Петровну сопровождать его в дом невесты. Теперь Толкушины наносили визиты вдвоем. Мамаши предавались мечтам о близком счастье детей, а молодые в это время могли перемолвиться неж-ными словами и обменяться страстными взглядами. Уже листали модные журналы и выбирали фасон свадебного платья, составляли меню свадебного обеда и почти назначили день венчания. Как вдруг грянул гром.
Однажды поутру к Толкушиным явился отец невесты. Ангелина Петровна, не ожидавшая утренних визитов, изумилась и захлопотала. Крикнула горничную подать гостю чаю.
– Полно, матушка, не хлопочи. Не надобно мне чаю, не чаи распивать я сюда приехал, дело мое более важное. – Гость насупился и присел на край дивана.
Что-то в его интонации насторожило Ангелину Петровну, и тревога закралась в ее душу. Неужто передумали, неужто откажут? Или приданое… Но далее она не успела домыслить.
– Так вот, любезная Ангелина Петровна, я к вам спозаранок по важнейшему делу.
– Важнейшему! – всплеснула руками хозяйка. – А ведь мужа-то нынче дома нет!
От этих слов гость как-то странно усмехнулся и кивнул головой, словно именно этого он и ожидал.
– Так понятно, что нету, – протяжно произнес собеседник. – Оттого я и явился.
Ангелина непонимающе уставилась на него.
– Ты, матушка Ангелина Петровна, из наших, купеческих. Знаешь, как мы дочек воспитываем, тебя саму отец держал в строгости. Сама сказывала. Потому что мы своему дитю, как истинные христиане, желаем только добра…
– Ну конечно же, а как же иначе! – пролепетала Ангелина Петровна, все еще не понимая, куда клонит гость.
– И посему никакого блуда, пакости никакой не дозволю! Не войдет дочь моя в дом, где не почитаются заповеди Божьи! – вдруг озлясь, вскричал собеседник.
– Батюшка! Господь с тобой! – побелела Толкушина. – Не пойму, о чем ты. Неужто Гриша? Да не мог он, молод, юн. Напраслину возводишь, сударь!
– Нет, Ангелина Петровна! Ты или глупа, прости Господи, и слепа, как крот, или взаправду ангелам подобна и грязи в собственном доме не видишь! Не о Грише толкую я, а о твоем Тимофее.
– Что о Тимофее? – едва промолвила Ангелина Петровна.
– Вижу я, сударыня, что ты и впрямь ничего не ведаешь. Под носом своим не видишь, что муж твой этот самый что ни на есть греховодник. Открыто живет с полюбовницей из театра, и все об этом знают, кроме тебя! Слава богу, и мы с женой теперь знаем, и дочь наша тоже. Поэтому не обессудь, матушка, но сына твоего в нашем доме более видеть не желаем. И нашей дочери он отныне не жених! Не можем мы породниться с бесстыжим греховодником и отдать девочку в семью, где не почитают Господа нашего и открыто попирают заповеди его!
Ангелина Петровна слушала гостя, и в голове ее вдруг наступила полная ясность. Как будто нашлась частичка мозаики, которая до этого затерялась, отчего картинка не складывалась. Теперь все сложилось, все нашло свое объяснение.
– Да ты побледнела, голубушка! – гость с сочувствием посмотрел на Толкушину. Ее истинное горе и подлинное неведенье поразили его. – Может, людей позвать да за доктором послать?
– Да нет уж, доктор мне не поможет, – едва ответила Ангелина Петровна. – Помилуйте, пощадите Гришу, ведь он не виноват! Ведь он любит вашу дочь! Богом клянусь, жизнью своей, что он будет ей верным мужем! – выдавила из себя несчастная мать.
– Э, милая! Не зарекайся! Как говорится, яблоко от яблоньки… Впрочем, толковать мне больше не о чем. Прощайте!
Гость быстрыми шагами направился к двери. Хозяйка смотрела ему вслед, как приговоренный к казни, который узнал приговор. Дойдя до двери, несостоявшийся свояк с чувством произнес:
– Прости Христа ради, – и с силой закрыл за собой дверь.
Глава девятая
Когда снова скрипнула дверь, Ангелина Петровна подумала, что гость вернулся, и, вся сжавшись, устремила взор на дверь. Но на пороге стоял муж.
– Ты что так рано вернулся? Забыл что? – стараясь быть спокойной, произнесла Толкушина.
– Как это рано вернулся? – изумился Тимофей Григорьевич. – Да за окном уже темно, вечер.
– Вечер? – протянула супруга глухим голосом. – А мне показалось, что еще день.
– Ты что, мать, не заболела ли? Нет ли у тебя жару да лихорадки?
Супруг подошел к жене и потрогал лоб. Она быстрым движением поймала его руку и прижала к себе.
– Больна я, больна, Тимоша. Вся душа разрывается, горит, силы нет терпеть!
– Так я за доктором пошлю, – искренне забеспокоился Толкушин.
– Нет, нет, Тимошенька! – Ангелина приникла к его руке. – Мне доктора не надо. Ты мой доктор. Одно твое слово, и я спасена. Ведь ты скажешь мне правду?
Она жалобно заглянула в его глаза. У Толкушина замерло сердце. Пробил час расплаты!
– Ведь это все злые наветы, сплетни, ведь нет ничего, правда, Тимошенька, ведь нет никакой женщины из театра в твоей жизни? Ведь нет? – голос Ангелины звенел, и в нем слышались отчаяние и надвигающаяся буря домашней истерики.
Супруг мягко высвободил ладонь, немного помолчал, набрался духу и произнес:
– Да нет, Ангелина, не хочу терзать тебя обманом, да и себя тоже. Все правда!
– А! – жена вскинулась, как будто ей всадили нож в грудь. – Правда! Значит, конец! Господи! За что? За что? За то, что я так тебя любила? Жизнь свою, свою молодость тебе отдала? Себя под ноги бросила вам всем, как кусок мяса собакам, тебе, твоей матери! А теперь поди прочь, точно старая животина или ненужная ветошь, хлам!
– Тише, тише, Геля! – Тимофей попытался ее приобнять и успокоить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75