По неорганизованности и осторожности сами сибиряки не собирались свергать, насевшие на них совдепы, но, когда сие случилось, то они очень обрадовались, рукоплескали, пели молебны, заявляли о преданности, жертвовали старое, рваное белье и ждали от нового барина великих благ, благорастворения воздухов и молочных рек в кисельных берегах; при этом, конечно, полное избавление от всяких "обязанностей и неприятностей" и всевозможных "иций".
Но всего этого не случилось, а кое в чем вышло совсем наоборот, особенно по части атаманщины, которая для простого народа оказалась много хуже комиссарщины. Наступило разочарование самого уксусно-кислого сорта; чем дальше, тем злее становится обманутый в своих шкурных и животных надеждах обыватель; тем свирепее честит и поносит нового барина и тем охотнее начинает потихоньку краснеть, эсерить и подкапываться под этого самого барина, сделавшегося для него таким же ненавистным, каким был когда-то свергнутый совдеп.
Если мы сковырнемся, и опять на Сибирь навалятся красные совдепы или какая-нибудь их разновидность, то не будет ничего мудреного в том, что население с великим ликованием, как избавителей, будет перед ними лебезить и приспосабливаться, но, как только почует их тяжелую, кровью пахнущую лапу и испытает их аракчеевский режим, то начнет их ненавидеть, ждать нового избавителя и втайне молиться об его скорейшем появлении.
Надо откровенно сознаться: мы обманули надежды обывателя и нам веры нет, особенно словам.
Нужна действительность; нужно резко, сочно и вкусно показать, что мы изменились и можем быть полезными для населения. Но чтобы сделать такое чудо, у нас нет уменья, а, главное, нет людей; сейчас же, вероятно, нет уже и времени, ибо треснувший фронт и воспаленный восстаниями тыл не позволяют надеяться на успех продолжительных и широких реформ.
Особенно мне жаль, что не умели использовать ту благоприятную обстановку, которая сложилась в Августе 1918 года на Дальнем Востоке; там была полная возможность создать и укрепить настоящую и прочную государственность в твердых, честных и полезных для населения формах; это привлекло бы на сторону власти все здоровое население и, при отсутствии в крае остроты рабочего и земельного вопросов, давало все шансы на успех; против пошла бы только довольно многочисленная каторжанская шпана и уголовно-хулиганский элемент городских отбросов, но с этим население справилось бы собственными силами, если бы власть обеспечила ему организованную помощь и общее сохранение порядка.
Но злая судьба бросила на Дальний Восток дряблого, бездейственного Хорвата и позволила развиться там Читинскому и Хабаровскому гнойникам.
Вместо закона, порядка и твердой власти население Приамурья получило аракчеевско-полицейский режим казачьего держиморды Иванова-Ринова, карательные отряды, насилия Семенова и Калмыкова и вихлянье Хорвата, принесшего в край все порядки и атмосферу своей Харбинской Хорватии и ее сомнительных дельцов.
Все это и на Дальнем Востоке привело к тому, что мы и там сидим сейчас у разбитого корыта с натопорщившимся против нас и ненавидящим нас населением, готовым променять нас на эсеров, большевиков, партизан и кого угодно, кто поможет им нас сковырнуть.
Отчего оказалась так слаба Омская власть? виновата ли в том самая структура власти или те, кто взяли ее в свои руки? Думаю, что главным образом виноваты люди, оказавшиеся не по плечу той задаче, которую они на себя приняли.
Не малую роль в выборе этих людей сыграл способ зарождения и утверждения власти, как результата случайного политического переворота и победы Омска над Уфимско-уральскими комбинациями и директорией.
К сожалению, у меня не было времени для того, чтобы заняться подробным исследованием причин, вызвавших ноябрьский переворот; по-видимому, главной причиной было желание известной группы лиц попасть к власти, свернув голову Директорш; представителями этой группы и явилась затем Михайловская пятерка, выдвинувшая Адмирала на пост Верховного Правителя и составившая затем его Верховный Совет, форменную олигархию, узурпировавшую de facto всю власть. Громкое и чистое от грязи и политики имя Адмирала было нужно для прикрытия всей этой специфически Омской махинации; несомненно, что, выдвигая Адмирала на пост Верховного Правителя, пятерка знала, что в его лице она получает очень мягкое и послушное орудие для осуществления своих планов.
Характер и душа Адмирала настолько на лицо, что достаточно какой-нибудь недели общения с ним для того, чтобы знать его наизусть.
Это большой и больной ребенок, чистый идеалист, убежденный раб долга и служения идее и России; несомненный неврастеник, быстро вспыхивающий, чрезвычайно бурный и несдержанный в проявлении своего неудовольствия и гнева; в этом отношении он впитал весьма несимпатичные традиции морского обихода, позволяющие высоким морским чинам то, что у нас в армии давным-давно отошло в область преданий. Он всецело поглощен идеей служения России, спасения ее от красного гнета и восстановления ее во всей силе и неприкосновенности территории; ради этой идеи его можно уговорить и подвинуть на все, что угодно; личных интересов, личного честолюбия у него нет и в этом отношении он кристально чист.
Он бурно ненавидит всякое беззаконие и произвол, но по несдержанности порывистости характера сам иногда неумышленно выходить из рамок закона и при этом преимущественно при попытках поддержать этот самый закон и всегда под чьим-нибудь посторонним влиянием.
Жизни в ее суровом, практическом осуществлении он не знает и живет миражами и навязанными идеями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128