Выходя из маленькой приемной и возвращаясь обратно, мы с величайшей осторожностью огибали проклятую раковину. Наконец появился Вашир.
– Мистер Ахмед освободился. Пойдемте, пойдемте скорее. Он с вами встретится.
Я с трудом справилась с искушением подразнить его. Мне так хотелось помешкать, чтобы показать ему наше полное равнодушие к этому интервью. Однако Крис вскочил весьма проворно, закинул на плечо ремень своей операторской сумки, а на другое плечо поместил телекамеру. Я с трудом отлепилась от кресла и отправилась за Крисом и Ваширом в главную приемную. Дверь кабинета мистера Ахмеда была распахнута, а сам он вышел нам навстречу.
– Мисс Мэгги, – сказал он, – сегодня я сделаю для вас все, что смогу. Все западные журналисты – мои очень хорошие друзья.
Пожав его руку, я заметила, что сегодня он особенно бледен, его лицо было почти землистого цвета, а голос еще более хриплый, чем в нашу прошлую встречу, когда он не переставая курил и кашлял.
Он жестом пригласил нас в свой прокуренный кабинет.
– Прошу вас, входите.
Крис поставил сумку и телекамеру на пол. Он был заметно смущен фотографиями, которые украшали стены кабинета. На большинстве этих фотографий были сняты двенадцати-тринадцатилетние мальчики, позирующие с ручными гранатометами и автоматами Калашникова. Но самое тягостное впечатление оставляла фотография как раз над столом мистера Ахмеда. На огромном снимке был запечатлен перевернутый и искореженный взрывом автобус, вокруг которого прямо на дороге лежали обгорелые человеческие тела. Снимок красноречиво демонстрировал то, что здесь называли наиболее успешной акцией борцов из ООП за свободу и независимость Палестины: пассажирский автобус был взорван террористами на автостраде между Хайфой и Тель-Авивом.
– Вы с ним встретитесь, – сказал мистер Ахмед, пристально глядя на меня.
– С кем? – не поняла я. Он кивнул на фотографию.
– Человек, который провел эту военную операцию, находится в той тюрьме.
– Черт бы его побрал, – проговорил Крис, сузив глаза.
Мистер Ахмед улыбнулся.
– Его брат ждет встречи с вами прямо сейчас.
– Где? – спросил Крис и снова посмотрел на ужасную фотографию.
– Он ждет вас в зале для коктейлей в американском колониальном отеле.
– А как мы его узнаем? – спросила я.
– Он маленький и смуглый. Его зовут Рашид, – ответил мистер Ахмед.
Я посмотрела на Криса.
– Прекрасно.
Ринглер улыбнулся и завозился с кассетой.
– Дерьмо собачье, – тихо сказал он.
Мистер Ахмед поднялся и вышел из-за стола, словно собираясь проводить нас до двери. Но в этот момент его забил неукротимый кашель. Он только рукой замахал.
– Пожалуйста, пришлите мне копию этого интервью, – просипел он.
– Я лично об этом позабочусь, мистер Ахмед, – сказала я. – И огромное вам спасибо.
– Маленький, смуглый. Его имя Рашид, – пробормотала я, ни к кому конкретно не обращаясь.
Крис вышел следом за мной в приемную. Здесь прохлаждались все те же бравые ребята в невероятно узких джинсах и с хищным блеском в глазах. Они снова зашептались и стали пересвистываться, увидев меня. Вдруг я остановилась и, подняв ногу, направила носок моей туфли прямо в их физиономии. Криса чуть не хватил удар.
– Ты с ума сошла! – заревел он. – Это же не фильм ужасов!
Мы миновали аллею и вышли на узкую дорогу, которая вела к американскому колониальному отелю, который, кстати сказать, представлял собой любопытное архитектурное произведение, а во время войны за независимость 1948 года был штаб-квартирой английских войск. Теперь здесь главным образом проходили разного рода саммиты между палестинцами и арабами, приезжающими в Восточный Иерусалим. Фойе было обставлено марокканскими кожаными креслами, тяжелыми и округлыми дубовыми столами, а потолок украшали бело-голубые изразцы. Пройдя через несколько белых оштукатуренных арок, мы подошли к стойке портье, а потом спустились по трем ступенькам в зал для коктейлей. Крис держался по правую руку от меня. Мы вместе вошли в тускло освещенное помещение. Здесь было довольно-таки трудно кого бы то ни было найти. Но наш человек оказался тут как тут и, по-видимому, был один. Сделав Крису знак подождать, я направилась к нему.
– Здравствуйте, – сказала я, протягивая ему руку. – Я Мэгги Саммерс. Мы можем поговорить здесь?
Он вежливо поднялся и воровато покосился по сторонам.
– Нет, не здесь. Я кое-кого жду.
Мне это начало надоедать. Во-первых, у меня болело ушибленное колено. Во-вторых, я была раздражена этими наглыми молодчиками в редакции, которые перешептывались и пересвистывались при моем появлении. В-третьих, мне не терпелось отправиться с Ави на Мертвое море, где мы должны были провести четыре волшебных дня. И наконец, в-четвертых, мне показалось невыносимым снова слушать бессмысленные демагогические разглагольствования и рассматривать ужасные фотографии мертвых тел и покалеченных детей – все эти подвиги во имя свободы и независимости… Словом, как бы там ни было, я начала ворчать и возмущаться.
– Послушайте, я не понимаю, здесь или нет, какая разница?
– Дело в том, – ответил человек, и его левый глаз начал нервно подергиваться, – что у меня другие инструкции. Должен еще кое-кто подойти.
Я была готова лопнуть от злости. Ай-би-эн заверяли, что эксклюзивное интервью состоится не только с человеком, который сидит в тюрьме, но и с его братом. Все это было оговорено и утверждено в соответствующих инстанциях с израильскими официальными лицами, а также с палестинскими лидерами, в частности, с мистером Ахмедом. Я не могла понять, в чем дело, и поэтому продолжала допытываться у моего собеседника:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130