.. Служба, сынок... Сейчас я тут кое-что допишу, а ты пока подумай.
Я стал думать, но ничего придумать не мог. За спиной дядьки на стене висел портрет изможденного Дзержинского с горящими глазами, а справа портрет Брежнева, бодрого и молодого.
Капитан Беликов поставил жирную точку и вновь обратился ко мне.
- Ну что, подумал, дите?
Я кивнул.
- Так давай, рассказывай...
- А что?
- Как - что? Где лук и стрелы, где меч и все железяки остальные... Артистам работать надо. Обидели их... А ты говоришь - что? Вот, скажем, ты позавчера где был?
- В школе.
- А после школы?
- В футбол с пацанами играл.
- А после футбола?
- Забыл...
- Забыл?!! - Капитан Беликов вдруг поднялся над столом, словно ископаемый ящер над мелкой добычей. - Зато я помню! Ты, щенок сопливый, с поделыциком своим проникал во Дворец культуры через форточку и похищал атрибуты циркового искусства!
Я вдруг заплакал. От страха, наверное...
А капитан Беликов неожиданно резко, словно падая, сел на стул. Лицо его опять смягчилось.
- Ладно, сынок... Ты уж прости меня, не сдержался. С меня ведь начальство требует: где лук, стрелы, меч? где преступники? А я что скажу?
Он открыл щелчком пачку папирос "Казбек" и протянул ее мне.
- Ладно, успокойся... На, закури вот... Не плачь.
- Не курю, - ответил я, размазывая по лицу слезы.
- Не курю! Хм, знаю, знаю... Я тебе сейчас заместо отца... или нет, я вообще тебе отец. Говорю: кури, значит, кури... Не боись.
Я достал из пачки длинную папиросину. Я действительно не курил в отличие от многих моих сверстников, вступивших на вредную табачную стезю кто с 8-9 лет, а кто и с детсада... Правда, попробовал разок - не понравилось. Да и футбол с табачищем как-то не совмещался. Но раз такой важный дядька, капитан милиции, папиросу предлагает - почему не попробовать?
Я прикусил папиросину зубами, а Беликов чиркнул спичкой.
Однако в тот момент, когда я, прикурив и слегка затянувшись, хотел сесть на стул, Беликов, размахнувшись, отвесил мне звонкую оплеуху. Папироса прилипла к щеке, в ушах зазвенело. Я упал со стула, больно ударившись затылком о паркет, и медленно пополз в сторону выхода.
- Ты куда, сынок?! - жалобно вскрикнул капитан Беликов. - Эх, что ж я так? Прости, не сдержался!..
Он вышел из-за стола и встал надо мной.
- Ты пойми, сынок, я ведь вам как отец родной... Не могу, понимаешь, видеть, как пацаны курют! (Он так и сказал: курют...) Не сдержался, прости... Вставай, садись на стульчик, поговорим по душам, как мужики...
Он даже всхлипнул - так, видимо, досадовал на свою несдержанность...
Я сел обратно на стул. Руки мои тряслись мелкой дрожью.
- Ты кем хочешь стать, когда вырастешь? - продолжил разговор совестливый капитан.
- Физиком... - всхлипнул уже я.
- Хорошее дело! - обрадовался Беликов. - Физики стране нужны, за атомом будущее!
Он вдруг посерьезнел, лицо окаменело, а глаза покрылись ледяной пленкой.
- Только вот незадача: можешь ты физиком не стать...
- Почему? - расстроенно удивился я.
- Посодют. Или условно год дадут. А какой из тебя студент, если ты судимая морда? Какой?..
Я мысленно согласился с ним и опять заплакал.
- Да что ты, что ты, сынок?!! - заорал Беликов. - Шучу я... Не расстраивайся, все еще поправить можно. Лишь бы принадлежности нашлись, и гаденыша, что их стибрил, споймать надобно. Ты-то здесь не при делах?
Я энергично замотал головой.
Беликов тем временем потянулся к сейфу за спиной, открыл дверцу, и в руке его оказалась бутылка дешевого крепленого вина. Это было всем известное "Волжское".
Капитан откупорил сосуд и плеснул в стакан. Затем одним махом опрокинул в себя то, что осталось в бутылке. Крякнув и нюхнув рукав форменного кителя, он двинул стакан по столу в мою сторону.
- Вот, выпей чуть, успокойся...
- Да не пью... - вспомнил я оплеуху.
- Я тоже не пью, нельзя. Сердце болит. За вас, между прочим, болит, за гаденышей... Пей, не боись! Я ведь те как отец родной, забыл, что ли?
(Вино я пробовал один раз, когда устраивали "штаб" в старом бомбоубежище. Ничего, забалдел. Только тошнило потом.)
Я потянулся к стакану. Но, как только мои пальцы коснулись стекла, Беликов, широко размахнувшись, ударил меня открытой ладонью по лицу захватил даже ухо...
Мне показалось, что я совершил сальто в три оборота - так вертелся перед глазами паркетный пол.
Приземлился я возле стены, ударившись на этот раз не затылком, а лбом, на котором сразу же выросла ощутимая и видимая шишка. Не было никаких сил встать или ползти.
- Что, гаденыш?!! - орал капитан Беликов. - К стаканчику тянешься, сволочь! Сегодня к стаканчику, а завтра к ножичку, завтра к ножичку, а послезавтра - пырь и готово! Здрасьте, тюрьмы-лагеря! Да?!!
Ответить было нечего, и я заорал благим матом, поминая дедушку и бабушку, - чтобы они забрали меня поскорее из этого страшного места.
- Эх, сынок, - вдруг снова обмяк Беликов, - что ж ты со мной делаешь? Что ты их, гаденышей, жалеешь? По ним тюрьма плачет, а ты физиком хочешь стать. Да пусть их посодют, ты только скажи, где инвентарь, кто во дворец-то шнырял?
... Наверное, если бы я знал - кто, наверняка взял бы грех на душу, заложил бы с потрохами... Но мне ничего не было известно, и поэтому я лежал под стеной тихо-тихо, безобидным зверьком, стараясь плакать как можно тише.
А Беликов уже стоял надо мной.
- Ладно, сынок, вижу, что ты здесь ни при чем. Иди домой, учись, становись физиком. А то, вишь, как расстроил ты меня, пожилого человека! Сердце болит за вас, гаденышей!
Он ласково пнул меня.
- Вставай, вставай, иди...
Я вскочил быстро, как раненый заяц, и схватился за ручку двери.
- А до свидания? - укорил меня капитан.
- До свидания, - шепотом произнес я и открыл дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134