Ставь себе стены, вешай крышу.
— А если большой дом?
— Больше стены, и больше крышу.
— А если в доме два уровня?
— Ставь второй на первый.
— А фундамент?
— Ну, копай, заливай известью. Подвал еще бывает — тоже копай. Чего планировать?
— А если каменный дом?
— Камень на камень, те же стены.
— А башню? А церковь?
— Что-то ты, Хелье, не то говоришь.
— А вот мост тут строят. Видел мост?
— Видел. И что?
— Нужен зодчий.
— Зачем?
Хелье вздохнул.
— Просто поверь мне на слово, Дир. Ротко из таких ремесленников, которые не продаются, не покупаются, и не одалживаются. Он давеча с князем говорил.
— Это по ошибке. Он мне рассказывал.
— Никакой ошибки. Он — равный нам.
— Ну уж это ты брось. Простолюдин какой-то, подумаешь…
— Достаточно равный, чтобы сидеть с нами за одним столом.
— Да?
— Ученый человек.
— Ученый?
— Вот именно. Ученый.
Дир почесал в затылке.
— Так, стало быть, я не могу его взять себе в услужение? У него денег нет совсем, он говорил.
— У тебя тоже нет, однако же ты не идешь в услужение.
— Я служу князю.
— В качестве холопа?
— Но ведь я из хорошего рода.
— Вот и не позорь свой род. Не стыдно тебе? Зодчего унизил.
— Но ведь… все-таки… так он может, стало быть, сидеть с нами за столом?
— Я очень уважаю зодчих, Дир. И почту за честь, если Ротко с нами сядет.
— Но люди из хорошего рода…
— Дир, я тоже не из последнего рода. И даже кузен шведского конунга.
— Да, это верно.
— Все. Давай есть.
Дир вернулся к столу и, мрачно глянув на Ротко, сказал:
— Ну, эта… вроде бы ты можешь сесть. С нами. Только не очень панибратствуй. Зодчий ты там или еще какой — это еще не очень известно. А вот панибратствования я не люблю. Кстати, Хелье тоже не очень любит, он просто любит говорить неожиданности всякие. — Он повернулся к Хелье, уже успевшему набить себе полный рот еды. — А вот Гостемил, не в обиду ему буде сказано, со всеми как с равными говорит.
— Это потому, Дир, — сказал Хелье, жуя, — что мы с тобою хорошего роду…
— Да. И что же?
— А Гостемил — очень хорошего.
— Не понимаю.
— И не надо. Ты, когда по поручению ходил давеча, ничего странного не слышал? В городе?
— Нет. Пуст город. Рано еще. А что?
Ротко не слушал. Он утолял голод и очень хотел спать.
— Послезавтра после полудня будет суд над Детиным.
— Это кто такой?
— Строитель такой.
— Тоже зодчий? Эка развелось…
— Самый богатый человек в Новгороде.
— Ну да?
— Да.
Хелье задумчиво посмотрел на Ротко. Зодчий жевал теперь очень медленно, глаза у него закрывались сами собой.
— А за что его судят? — спросил Дир.
— За убийство.
— Кого же он убил?
— Он-то никого не убивал. Но кто-то другой убил Рагнвальда. Слышал о таком?
— Да, конечно. Его убили? Жаль. Неплохой собеседник. Пировали мы с ним раза два.
— Убил его не Детин. Но судят Детина. И если докажут, что убил именно он…
— Но если убил не он, как же можно доказать, что он?
— Можно, уверяю тебя. Так вот, если докажут, то…
— То?
— То будет плохо.
— Кому?
— Многим.
— А если не докажут?
— Тоже может быть плохо.
— Кому?
— Всем.
— Не понимаю.
— Нужно попытаться сделать так, чтобы его оправдали.
— Зачем?
— Нужно. Для этого нужно найти видока. Который видел, что было на самом деле.
— А ты знаешь, что было?
— Знаю.
— Ну да?
— Да.
— Тогда ты и есть тот самый видок, — уверенно заключил Дир.
— Нет.
— Почему?
— Я знаю, но я не видел.
— Откуда же ты знаешь?
— Своим умом дошел.
— Это как же?
— Не важно. Нужно, Дир, найти видока. Не может быть, чтобы никто не видел убийства. Так не бывает. Все-таки Новгород — город густонаселенный. Кто-нибудь все время либо смотрит в окно, либо шляется по улице. Кто-то видел! Кто?
— Ты меня спрашиваешь?
— Нет, я размышляю вслух.
— Ага. Можно я доем твой стегун? А то ты, я вижу, сыт уже. Говоришь много, ешь мало.
— Доедай. Можно было бы опросить всех жителей окрестных улиц… и всех непотребных девок, промышляющих там же…
Ротко уронил голову на стол и захрапел. Хелье поглядел на него неодобрительно.
— Вроде еще не старый, а храпит. Ладно. Мне нельзя появляться в городе. Но мне нужно быть на этом суде. Стало быть, мне нужно изменить наружность. Если я попрошу тебя сходить на торг и купить мне ту одежду, которую я скажу, ты сможешь ничего не перепутать?
Дир дожевал, проглотил, запил водой, и кивнул.
— Монах — это уже было. За монахами следят… кабаны слюнявые, уж монахов-то могли бы, казалось, оставить в покое. Купцом я здесь тоже побывал, да и с толпой не очень смешаешься, если ты купец, они порознь ходят. Остаются — сынки богатых боляр. Видел давеча этих сынков?
— Да. Неприятные.
— Не скажи. Забавный народ. Говорят смешно — припорхаем, упорхаем… не кузит… Константинополь называют Консталем… По возрасту я от них недалеко ушел. Сойдет. Значит, купишь все киевское. И — рубаху покороче, свиту покороче, сленгкаппу с разрезами с боков. Сапожки киевские повыше, до колена почти. И шапку — чтобы только один околыш да тесемки, и околыш чтобы зеленый. Вроде все. Нет, не все. Там есть, на торге, скоморошья лавка. Знаешь?
— Знаю.
— Накладную бороду. Щеголеватую какую-нибудь, короткую. Рыжеватую. А волосы я сам себе подрежу. Жалко, но что делать. Сынки богатых портят себя, режут волосы коротко, хотя те, кого я видел, вовсе не мужеложцы. И примкну я к их группе. Они наверное придут на суд — делать им целый день нечего. Кто-то сюда бежит… Торопится.
Хелье и Дир одновременно поднялись с ховлебенков и прошли в угол за свердами. Враждебный ли человек спешит к дому, нет ли — Хелье не понял. Ротко продолжал спать. Дверь распахнулась.
— Master! My master! — закричал с порога Годрик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138