Лэр не знал, какое слово подобрать, чтобы описать свои чувства. Тоска? Раздражение? Волнение? Неужели другие мужчины чувствуют то же самое?
* * *
Лэр плохо спал в ту ночь. В комнате еще было темно, когда он встал, зажег свечу и попытался побриться. Вода в кувшине была красной от крови. Держа бритву в перевязанной руке, он неуклюже снял щетину, а заодно, местами, и верхний слой кожи.
Утро встретило морозным воздухом. Лэр пересек двор и вошел в церковь. Уже началась литургия. Свечи едва рассеивали темноту, пахло ладаном и воском. Молодой священник певучим голосом произносил латинские слова.
Лэр и Тьери говорили полушепотом.
– Ты хочешь обвинить меня? – спросил Тьери после того, как узнал о случившемся.
– Нет. Тебе бы это ничего не дало. Есть ли в аббатстве другие гости?
– Несколько певчих и торговец, но… Неужели ты думаешь, что церковь…
– А что за торговец?
– Он говорил о каких-то пряностях и приправах. Ужин здесь был просто ужасный. Ты едешь в Сен-Северин? Там аббат намного великодушнее, и еда получше.
– Торговец был один? – продолжал расспрашивать Лэр.
До него донесся голос священника.
– Requiem aeternam dona eis, Domine.
– Полагаю, у него есть слуги, – ответил Тьери на вопрос брата.
Лэр обежал часовню взглядом. Одни монахи.
– Почему торговца нет на службе?
– Думаю, он уехал. Несколько часов назад я слышал его шаги в коридоре.
– Ты видел, как он уехал? – понизил голос до шепота Лэр.
– Вечером он говорил, что уедет засветло. Господь с тобой, Лэр, этот торговец – старик, и толст, как бочка. Он с трудом проходил в дверной проем. Ты же говорил, что убийца бежал через окно.
Служба продолжалась.
– Et ne nos inducas in tentationem.
Запах курящихся благовоний достиг ноздрей Лэра, и он чихнул. Тьери вновь повернулся к брату.
– А пленница? Она в прядке?
– Небольшая царапина, мне досталось больше, – Лэр взглянул на свою руку в окровавленной повязке.
– Ite missa est.
Служба кончилась. По холодным каменным плитам зашуршали шаги. Лэр и Тьери вышли вслед за монахами.
Небо раскрасили полосы утренней зари.
– Я верю, – сказал Тьери, – что все еще может измениться. Агнес попытается добиться твоего освобождения от обязанностей в Гайяре. Я постараюсь ей помочь.
Лэр посмотрел на брата. В любом случае, Тьери доставались Лагрумские леса.
– Только чудо может что-либо изменить, – Лэр покачал головой.
– Не говори так. Если тебя вызовут из ссылки, то пленницу передадут Конвенту. Агнес говорит, что ходят подобные слухи.
Мимо проходила группа монахов. Тьери окликнул одного из них. Лэр огляделся вокруг и увидел, что под большим каштановым деревом его ждет Альбер. Парень подобрал с земли один из каштанов и начал очищать.
Когда Лэр вновь повернул голову к брату, тот продолжал разговаривать. Честно говоря, Лэра их беседа интересовала крайне мало.
– Я вижу, тебя ждет слуга, – сказал Тьери. – Попрощаемся.
Лэр сжал руку брата. Они обнялись.
– Храни тебя Господь.
– И тебя, – отозвался Лэр.
Альбер подошел к хозяину, когда тот зашагал к конюшне.
– Сержант уже злится, – сказал юноша. Лэр улыбнулся.
– Ему полезно подождать.
Монахи с косами и вилами прошли через двор. Когда они удалились на приличное расстояние, Альбер сказал:
– В доме аббата провел ночь торговец пряностями.
– Да, мне сообщили. Альбер отбросил каштан.
– Я узнал от мальчика из конюшни, что вместе с торговцем приехали трое слуг. А уехали только двое.
Брови Лэра заинтересованно поползли вверх. Альбер, чрезвычайно довольный собой, продолжал:
– Мальчик сказал, что, по словам торговца, третьего слугу застали, когда он хотел что-то украсть. Хозяин прогнал его. Я спросил конюшего, запомнил ли он этого вора в лицо, но тот ответил отрицательно. Он помнит единственное, что третий слуга был моложе двух других.
Лэр пожал плечами. Сунул руку за пояс и достал кинжал. Повязка на ране делала его движения неуклюжими.
– Кто-то уронил это в моей комнате. Альбер взял нож, повертел в руках.
– Красивый.
– Обрати внимание на рисунок серебром на рукояти.
Пальцы Альбера коснулись рисунка.
– Я уверен, – продолжал Лэр, – должен быть меч с таким же узором на рукояти.
Альбер кивнул, возвращая нож.
– Я запомнил рисунок.
Около конюшни фыркали лошади, нетерпеливо перебирая ногами. Утренний туман плыл в воздухе, пронизанном первыми лучами солнца. Люди тоже переминались с ноги на ногу, лениво переговариваясь. Лэр кивнул сержанту. Все начали занимать свои места в седлах, только грузный молодой солдат стоял рядом с пленницей. Лэр отослал его к остальным. Прежде чем взять Николетт за талию и посадить на лошадь, он наклонился к ее уху:
– Кажется, я был слишком груб с вами. Простите меня.
Уже сидя в седле, Николетт посмотрела прямо в глаза де Фонтену. Когда тот отвел взгляд, в уголках его губ пряталась улыбка.
Подъехал Альбер на своем жеребце. Лэр взял поводья кобылы Николетт и передал слуге. Через секунду де Фонтен уже был в седле. Но его не покидала мысль о том, каким всеобъемлющим и странным может быть влечение к женщине.
Далеко на юге, во дворце короля Филиппа служанки Изабеллы укладывали в сундуки оставшиеся двадцать восемь парадных платьев госпожи. Возвращение в Англию могло быть небезопасным, поскольку воды Ла-Манша в это время года трудно назвать спокойными. Каждое платье обкладывалось ароматическими шариками, предохраняющими от паразитов. Белоснежное платье тончайшего шелка, украшенное горностаем, шестьюдесятью рубинами и расшитое золотыми единорогами, потребовало заботы пяти служанок, которые аккуратно завернули его в отрез прозрачного шелка. Мадам де Пернель металась по комнате, отдавая указания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86