Но жена мэра – в золотых кольцах и дорогом ожерелье под двойным подбородком – не смогла сдержать презрительного взгляда, а жена торговца шерстью даже фыркнула при виде Одетты, что тут же сделали и две ее дочери.
Николетт впервые поняла, что Андлу с его провинциальными условностями, мелкой завистью, мало чем отличается от королевского двора. Хотя это всего лишь поселок в горах, но люди – везде люди. Неужели зависть, лицемерие господствуют в каждой деревне? Маленькие мирки, повторяющие друг друга, затерянные среди крупных, огромных планет злости и сплетен? Раньше Николетт никогда об этом не задумывалась. Но почему-то улыбнулась. Причем, без всякой причины.
Но люди попроще смотрели на Одетту без всякой неприязни. Они хорошо знали историю о принцессе, несправедливо обвиненной в измене мужу. Николетт постаралась донести правду о королевской узнице.
– Грех, что так поступили с невинной леди, – не раз повторяла она. – Такие при дворе коварные лжецы! – и дальше добавляла: – Моя хозяйка больна. Ее часто трясет в лихорадке. Ложь разбила ей сердце, и боюсь, что Господь скоро призовет ее!
Рассказывая эту историю, Николетт чувствовала, что люди слушают с сочувствием. Когда-то в садах Несле восторженные поклонники не раз вызывали Николетт-актрису на поклон. Но она получала несравненно большее удовлетворение, когда ее слушали женщины Андлу и сочувствовали бедной леди Бургундской. Николетт убедила себя, что иногда обман бывает необходим. Если она хочет жить, то «королевская узница» должна умереть.
Праздник был в разгаре. Столы ломились от угощений – жареная птица, баранина в соусе, пироги. С большой помпой внесли жареную оленину, к которой подали лук, булочки с вареными яйцами, сыр и пряности.
Когда гости насытились, столы отодвинули к стенам и вышли музыканты. Любой нормандец – будь он низкого или высокого происхождения – обожает танцы!
За обедом внимание Лэра занимали мэр, Жюдо и богатые купцы Андлу. Он только несколько раз украдкой глянул на Николетт, беседующую с женщинами за столом для прислуги. Но заиграла музыка… Посмотрев на девушку, Лэр прочел в ее глазах немой вопрос.
Зал уже наполнился веселой мелодией турдийона, закружились смеющиеся пары. Мэр объявил, что сейчас будет исполнена мелодия в честь самого почетного гостя, который, наверное, и начнет танец.
Улыбаясь, Лэр подошел к покрасневшей Николетт и взял ее за руку. Для всех было ясно: этих молодых людей связывает многое. Другие танцоры заскользили по полу вслед за Лэром и Николетт. Когда смолкли последние звуки танца, каждый кавалер поцеловал свою даму. Все захлопали в ладоши.
Музыканты все яростнее терзали инструменты. Турдийон в разгаре! Николетт успела увидеть смеющееся лицо Доры и широкие плечи Жюдо. Что касается Жозины, то ее не было среди танцующих, но вскоре уголком глаза Николетт заметила, что та стоит у окна и беседует с сыном священника.
Музыканты, которым беспрестанно подносили вино, играли все менее стройно, но все с большим воодушевлением. Альбер и молодые солдаты стояли кружком и смущенно посмеивались, наблюдая за девушками.
За зарешеченными высокими окнами солнце начало клониться к закату. Слуги зажгли масляные лампы. На Андлу опустились багряные сумерки.
Гости начали разъезжаться. Николетт, Дора и Жозина уже накинули плащи, когда увидели, как мимо них к мэру торопливо пробежал дворецкий. В этот момент мэр беседовал с Лэром и владельцем местной кожевенной мастерской.
Николетт не могла расслышать, что сообщил дворецкий, но, судя по выражению его лица, случилось что-то ужасное.
Лэр, Жюдо и несколько солдат быстро пошли к выходу мимо стоящих девушек. Дворецкий шел за ними. Дора остановила Жюдо за руку.
– Что случилось?
– Несколько человек утонули, – ответил тот и быстро прошел по коридору вслед за своими солдатами.
– В реке? – спросила Николетт подошедшего Лэра.
Солдаты во дворе начали готовить лошадей.
– Нет, во рву. Около моста дети нашли три мертвых тела.
– Сейчас?
– Думаю, раньше, – Лэр взял Николетт за руку и повел к лошади. Дора и Жозина торопились следом.
– Неужели они были там, в воде, когда мы ехали в Андлу? – громко спросила Дора.
– Вряд ли, – отозвалась Жозина.
Зимние сумерки окутывали двор. Гости разъезжались. Метались отблески факелов, копыта стучали по булыжнику.
У моста их ждало страшное зрелище. В неясном свете факелов каменная арка моста казалась уродливо выгнутой. На берегу рва темные фигуры людей. Жюдо и Лэр направили коней вниз по склону. Альбер спрыгнул с лошади и пошел вслед за ними.
Николетт натянула поводья, приподнимаясь в стременах, чтобы увидеть…
– Они голые! – испуганно прошептала она, пожалев, что поднялась на стременах. Лучше этого не видеть! Факелы высветили три огромных раздувшихся тела – белых, словно живот дохлой рыбы. Человеческого в них осталось немного. Николетт отвернулась.
Черная вода равнодушно лизала берег в нескольких шагах от тел утопленников, лежащих на берегу.
– Они не утонули, – сказал Жюдо. – Посмотрите!
Он взял у солдата факел и поднес к одному из тел. В левом боку жертвы зияла огромная рана. На втором теле также обнаружили следы нескольких ножевых ранений, а также след сильного удара по голове. Третья жертва – почти лысый старик, видимо, священник, поскольку на голове светлело пятно, скорее всего, след тонзуры – не имел видимых следов насилия.
Лошади возбужденно переступали с ноги на ногу, холодный ветер раздувал огонь факелов, унося искры.
То, что жертвы голые, не вызвало особого удивления. Видимо, убийцы посчитали их одежду ценной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86