Мама выглядела не лучше. Тоже вся поседела, высохла и в свои сорок семь лет выглядела почти старушкой. Днем она часами сидела у постели мужа, держа его за руку, страдая вместе с ним и мучаясь от бессилия облегчить его страдания. Хотя врачи строго-настрого запретили ей волнения, назначали успокоительные, - никакие советы на маму не действовали. Ночами она прислушивалась к дыханию мужа, плакала, когда он стонал и скрипел зубами от боли, а утром не могла подняться с постели - опять сердечный приступ.
За что судьба так бьет этих двух замечательных людей? - не раз спрашивала себя Сима. За что им такие страдания? Чем они прогневили Бога? Ведь на свете тысячи людей, которые ничего хорошего за свою жизнь не сделали, и тем не менее, они обладают отменным здоровьем.
Отец умер, когда Серафиме было двадцать пять лет. Мама пережила его всего на полмесяца - после смерти отца её увезли в больницу, и там она скончалась от острой сердечно-сосудистой недостаточности.
Пришлось влезть в долги, чтобы достойно похоронить родителей. Сима купила двойное место на Даниловском кладбище - до него от родительского дома можно дойти пешком.
Глотая слезы перед могильным холмиком, Серафима в очередной раз говорила себе: "Это я виновата в том, что вы так рано ушли из жизни. Видно, меня Бог решил покарать за то, что я причинила вам столько страданий, и лишил сразу обоих любимых людей".
Первые месяцы после смерти родителей Сима никак не могла поверить в случившееся. Она по инерции спохватывалась, что ей нужно спешить, бежать то ли на рынок, то ли в магазин, то ли в аптеку, то ли в больницу. Потом вспоминала, что спешить уже некуда и не к кому, и часами сидела, оцепенев, глядя в одну точку, а в сознании кусками вспоминали события прошедших лет. Каждую неделю она ходила на кладбище, посадила там цветы, ухаживала за ними. Все это было осязаемое, живое, и ей не верилось, что под этими цветущими пионами, лилиями, георгинами лежат её папа и мама. На годовщину она поставила им памятник с их свадебной фотографией - молодые, красивые, счастливые папа и мама. Они и при жизни всегда были вместе, говорили одинаково и даже думали одинаково, и теперь они вместе. И только справив годовщину, Серафима примирилась с утратой и наконец поверила, что папы с мамой больше нет. И поняла, что рассчитывать больше не на кого, только на саму себя. Пусть родители последние годы и болели, но они занимали в её жизни очень важное место.
Сима была благодарна, что Гоша не говорил ей банальных слов утешения. Да и как можно утешить человека в горе!
Теперь они жили в квартире её родителей. Сима не позволила мужу тронуть ни одной вещи, все так и осталось, как при жизни родителей. Они с Гошей обосновались в комнате, в которой когда-то жила она сама, а комнаты мамы и папы остались в неизменном виде.
Еще через год Серафима родила дочь. Помня, как в детстве и юности стеснялась своего имени, какие обидные прозвища придумывали ей ровесники, "серая", "финка", "сарафанка", "бескрылый серафим", - она выбрала для дочери звучное и необычное имя - Регина. От него не придумаешь прозвищ и обидных уменьшительных. А ещё через два года у неё родился сын, и Сима назвала его Сережей в честь своего отца.
Гоша не принимал участия в выборе имен для своих детей. Он вообще почти не участвовал в жизни сына и дочери. Серафиму это не задевало, она считала это нормальным распределением ролей в семье: муж зарабатывает деньги, а жена занимается домом и детьми. Правда, сама Сима тоже работала, как вол. На них висели большие долги - похороны родителей, место на дорогом кладбище, гранитный памятник, ограда, - все это потребовало больших расходов. Но Серафима не жаловалась.
Однажды муж полушутливо-полусерьезно сказал, что она типичная "сумасшедшая мать". "Возможно", - согласилась Сима. Потому что дети появились у неё поздно, и были долгожданными. И именно в той последовательности, какой ей хотелось - сначала дочь, потом сын. Правда, сама Серафима считала себя не "сумасшедшей матерью", а разумной и любящей. Но может быть, мужу со стороны виднее.
Гоша уже давно не был тем шалопаем, каковым считал его Симин отец. Он возмужал, заматерел. Высокий, красивый мужчина в полном расцвете сил и жизненной активности. Только жена, родители и близкие друзья именовали его Гошей, а все остальные - Георгием Натановичем.
Телефонные сетования матери он выслушивал со снисходительной усмешкой, подмигивая при этом жене и пожимая плечами, мол, маман в своем привычном репертуаре, иногда зажимал мембрану рукой и или клал трубку на тумбочку и отходил за сигаретами, а в это время из трубки лился всхлипывающий голос Фиры Марковны. Та никак не могла примириться с тем, что они с сыном живут в разных странах, и не понимала, почему любимый Гошенька не желает воссоединиться с любимыми родителями.
- Потому что мне и здесь хорошо, - в сотый раз отвечал любимый сын.
Он уже дорос до должности главного инженера треста, получал триста двадцать рублей - большие деньги по тем временам. Серафима была главным юрисконсультом в министерстве легкой промышленности с окладом в двести пятьдесят рублей. Они жили в хорошей квартире на Ленинском проспекте, ни в чем не нуждались, у них было двое замечательных детей, а Фира Марковна все никак не могла успокоиться и убеждала сына, что Сима ему не пара, и вообще он не живет, а прозябает.
Как-то раз Гоша съездил к родителям - Серафима отпустила его без колебаний, - а, вернувшись, сказал:
- И смех, и слезы. Нужно быть очень хорошим евреем или очень верующим человеком, чтобы ради Стены Плача жить в подобных условиях. Я не настолько хороший еврей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134