ручей Гарпий, дорога Дриад, Дыра Платона (ресторан), Цирцея III (женское общежитие), холл «Копье Гектора», Минотавр-холл, Лабиринт-холл и т.д. Аллюзивно и само странное имя Гноссос. Отсылает ли оно к Носсосу, средиземноморскому острову, где находится город Крит, а в нем странствующий по лабиринту Минотавр? (На одной из страниц романа нам говорят, что Гноссос «взревел, как критский бык»). Имя также может намекать на греческое слово, «знание». Корень gno близок к английскому know, согласуется с глаголом gign sko (знать) и существительными gn sis (знание), gn stes (тот, кто знает) и an gnisis (признание) — последнее часто используют как литературный термин, означающий признание сцен в драме.
Гноссос — человек, обретший в странствиях горькое знание, но не понимающий, что с ним делать: его знание не стало мудростью. В абсурдных названиях университетских корпусов и улиц теряется трудноуловимая суть прошлого, разменивается и забалтывается, растворяясь в калейдоскопе алфавитно-макаронного поп-культурного супа. Другой университетский корпус носит имя «Анаграм-холл», что уместно истолковать как потерю смысла в сумятице современной жизни. Чуть позже мы познакомимся с Г. Алонзо Овусом, тайным правителем и виновником ниспровержения Гноссоса. Овус склеивает фразы из полудюжины языков, но за этой псевдо-изощренностью нет ничего, кроме клише; Овус точно так же воплощает собой жалкое состояние современного мира. Подобно Куртцу, развалившемуся на каталке в «Сердце тьмы» Джозефа Конрада («Вся Европа участвовала в создании Куртца» ), Овус представляется нам конгломератом расслабленных культур, изношенным финалом истории, болезненной, бесформенной и бессмысленной свалкой аллюзий, укорененных в постсовременном убожестве.
Поиск Гноссоса — это поиск смысла, укрытого за всеми легкими аллюзиями. В конце пятидесятых в молодежной среде все сильнее разрасталась жажда смысла, реальности, корней и подлинности. В этих поисках более всего проявляла себя юношеская неудовлетворенность. В той или иной степени она воплотилась во вспышке бит-движения, затем в возрождении блюзов, сельхозобщинах и пасторальном паломничестве хиппи. Подлинность стала также фетишем возрождающейся музыки городского «фолка».
Действие романа «Если очень долго падать, можно выбраться наверх» происходит в 1958 году, когда фолк-музыка только предупреждала о своем грядущем возрождении (трио «Кингстон» выпустило в том году хит — разбойничью балладу «Том Дули»). Но, не считая гитар, дульцимеров и цимбал в доме Грюна, друга Гноссоса, большинство музыкальных отсылок тяготеют к джазу и битникам. В одной сцене, правда, Гноссос ставит на проигрыватель альбом Моуза Эллисона 1957 года «Деревенская сюита» — сплав джаза и кантри-блюз. И подобно тому, как смешивает два жанра Моуз Эллисон, Гноссос тоже проваливается куда-то в промежуток между двумя направлениями. Его наружный ритм — синкопированные удары джаза, тогда как внутренняя песня — одинокое шоссе фолка. Он разделяет присущее обоим — биту и фолку — презрение к буржуазности, поверхностности, массовому рынку.
При всем при этом, Гноссос со свойственной ему эрудицией постоянно ссылается на Пластикового человека, капитана Марвела, Зеленого Фонарика и других героев комиксов . Он также отождествляет себя с различными историческими и литературными фигурами: Монтесумой, Дракулой, Прометеем, Святым Духом, Рави Шанкаром, Винни-Пухом, — а иногда и примеряет их наряд. Он — хранитель огня, искатель святого Грааля. Он — предшественник лирического героя песни «Вудсток», гимна Джони Митчелл, который говорит о себе: «Я не знаю, кто я таков, но жизнь дана, чтобы учиться». Гноссос и сам понимает, что ему «слишком много нужно играть ролей». Характерно, что любимый супергероей Гноссоса — Пластиковый человек, способный принимать любую форму. Судя по всему, Пластиковый человек также и любимый персонаж самого Фариньи, не зря он упоминает его в эссе «Писатель как кинооператор». (Вот как объясняет эту ссылку Мими в предисловии к «Долго возвращаться, долго уходить»: «Как и Пластиковый человек, Дик просто любил эту непредсказуемость, мультяшное сумасшествие, у него было воистину прекрасное чувство абсурда! У меня странное ощущение, что они уже встретились — он, Пластиковый человек и все остальные. Надеюсь, им там весело».)
Однако несмотря на все позы, Гноссос стремится утвердить собственную этническую идентичность. Греческое происхождение связывает его с архетипами и мифами, как с некой опорой в беспорядочном постсовременном мире. Правда, стремление это принимает подчас вполне мирские формы. В рюкзаке, юнговом сосредоточии его идентичности, хранятся разнообразные символы греческого наследства: листья долмы, греческое вино, заплесневелый козий сыр. Серебряные доллары — тоже стремление к Реальному, к Подлинности, они — монеты королевства, куда более настоящие, чем бумажные заменители. Объясняя декану Магнолии, почему он пользуется серебряными долларами, Гноссос говорит о том, «какое количество паразитических колоний разрастается посредством долларовых банкнот». Когда кассирша кафетерия с подозрением смотрит на серебряные доллары, Гноссос объявляет себя королем Монтесумой и грозится вырвать у этой женщины сердце и съесть его сырым. Очередная поза, очередная иллюзия геройства и величия, погоня за архетипами древности и попытка мускулизации настоящего — эфемерного, коррумпированного и искусственного. Все это воплотилось в кассирше — «запах дешевых тайн из „Вулворта“, губы сморщены, вся страсть высосана и выссана за ненадобностью двадцать лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97