Чего ржет, как ненормальная?
— Вали отсюда, быстро!
— Я сейчас позвоню в полицию, разве ж так можно.
Гноссос хлопнул Кристин по щеке. Она перестала смеяться, потом начала опять, потом заплакала. Шатаясь от бездвижной тяжести, он отнес ее в машину и поехал к общежитию. У входа в «Цирцею III» Кристин окончательно потеряла над собой контроль и намочила трусы, Гноссос уже не мог с ней справиться.
Из-за стойки выскочила, вытирая руки о бедра, перепуганная девушка.
— Что случилось? Что с ней?
Он велел позвать Джуди Ламперс, и после изматывающей паузы та выбежала во двор; вслед за нею неслась Джек.
— Все потом, — сказал он, пресекая дискуссии. — Успокойте ее, ладно?
— Что там у тебя происходит, скажи Христа ради? — воскликнула Джек, заподозрив, что несчастную девушку до полусмерти затрахали. Джуди обхватила Кристин за талию и потрогала лоб, проверяя температуру.
— Прошу вас, — сказал Гноссос. — Я приеду утром.
На общежитской стоянке его встретила патрульная машина. Из одной дверцы показалась мягкая шляпа проктора Джакана, из другой — сержант. За ними, двумя колесами на поребрике стояла «импала». Горячие резиновые покрышки, от тормозов воняет палеными прокладками. Гноссос без башмаков, штаны сваливаются, на расстегнутой рубахе полдюжины дыр. От него несло бурбоном. Джакан и сержант подошли с двух сторон.
— Нам нужно поговорить, Паппадопулис, — сказал сержант. — Есть вопросы по поводу итальянских статуй, украденных в прошлом году у рождественских яслей.
— Кощунство, — пояснил проктор Джакан, засовывая свои медвежьи лапы в карманы пиджака.
Гноссос закрыл глаза и устало выдохнул — вздох изумленного отвращения. Отмеряя слова, он произнес тихо и едва ли не нараспев:
— Не сейчас. Когда угодно, но не сейчас.
Эта невнятная фраза остановила двух мужчин. Изумленный сержант признался:
— Интересный ты пацан.
Вытянув негнущуюся руку, Гноссос наставил дрожащий палец прямо ему на кадык.
— Если вы меня сейчас тронете, — сказал он тише, — то, помогай мне бог, один из вас останется без яиц.
— Попридержи язык, — огрызнулся Джакан. Но отступил.
Гноссос прошел между ними к «импале», сел и уехал. Из всех никуда, в которые он мог отправиться, одно все же было лучше других.
15

Карта Невинности бита. Бет Блэкнесс и расхождения в терминологии.
Блэкнесс выслушал рассказ молча и почти не двигаясь, лишь шевеля кончиками перемазанных краской пальцев. Ими он поглаживал лилово-оранжевый шарик для пинг-понга. Художник был одет в выцветший льняной пиджак «неру», рубашку со стоячим воротником, белые хлопчатобумажные брюки и индийские сандалии. На узком, как сиденье мотоцикла, табурете он умудрился устроиться в полный лотос. Рядом расположилась небольшая колония росянок, подросших за последнее время на несколько дюймов. Свет единственной ультрафиолетовой лампы пробивался из глазницы никелированной жабы, пробуждая к жизни созданий, дремлющих в глубинах и на поверхностях развешанных по стенам картин. Они словно отделялись от полотен, плыли и качались в коротковолновом свете, становясь трехмерными, как скумбрии под потолком Дэвида Грюна. И в этом же четком свете лицо Гноссоса приобрело синюшно-электрический оттенок, а губы стали темно-бордовыми. Он сидел без обуви, с голым торсом, хотя несколько минут назад, когда он, дрожа, вошел в дом, Бет без слов набросила ему на плечи цветную кашемировую шаль. Перед этим он с опаской ступал по тигровым плиткам, прикрывая глаза от болтавшихся на соснах эмалевых масок. Наконец он закончил рассказ: мышцы на щеках дергались, а взгляд перескакивал с окон на двери шкафов.
Блэкнесс не проронил ни звука, но достаточно долго слушал дыхание Гноссоса, чтобы они оба успели осознать смысл этого молчания. Потом он поднял шарик от пинг-понга, тряхнул им над ухом и мягко подбросил в обволакивающий воздух. Искаженный отблеск падающего мячика тут же вызвал в памяти иную дугу — давнее и тяжелое видение. Жемчужина, маленькая и яркая, летит сквозь непроницаемую бездну едва не ставшей вечной адирондакской ночи.
Но на этот раз шарик мягко приземлился на гораздо более теплый узор шафранового ковра.
— Что-то мне это напоминает, — задумчиво проговорил Блэкнесс.
Гноссос осторожно выдохнул, проверяя, чувствуются ли еще остатки парегорика, но ничего не сказал.
— Ее, а не тебя, — продолжал художник, — это нужно уточнить с самого начала.
— Еще бы, старик.
— Ты понимаешь, о чем я? Мартышка. Хотел убить ее.
— Да, наверное. Были знаки. — Волосы на затылке стояли дыбом, он пригладил их рукой, и в ту же секунду ему попалось на глаза злобное привидение, выползавшее из бледно-желтой муфты, которая тут же обернулась котом Абрикосом.
— И все же я не понимаю — почему.
— Ты не один такой.
— Нет, я имею в виду, почему ее, а не тебя.
— Может кто и знает, старик, только не смотри на меня так, у меня своих проблем хватает. Иди сюда, Абрикос, хорошая киса.
— Он появился из пещеры?
— Ага, пещера, дыра, отверстие, знаешь, да, и жуткая вонь.
— Что-то мне это напоминает.
Абрикос обнюхал его ноги и отполз в сторону.
— Хватит про напоминания, а? Ты и так напугал меня до усрачки.
— Прости. Я не хотел.
— Мало мне проклятых демонов, легавые доебываются до моей жопы, а теперь еще и кот шарахается…
— Но это опасно, Гноссос.
— Правильно, полный дом барабашек. Теперь сообщи мне что-нибудь новенькое. — Он прикрыл шалью пальцы на ногах. — Эй, Абрикос, иди сюда, малыш.
— Я бы тоже испугался, если тебя это утешит.
— Знал бы, к чему этот бардак, не испугался бы. И зачем вообще кому-то понадобилось ее убивать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97