Парень желал признания своего права поступать согласно убеждениям. Он был хорошо воспитан. И у Сэнди была девчонка, которая чертовски боялась за него. Один из их знакомых уже мотал срок в Льюисбурге и это было совсем не лучшим времяпровождением. Давай уедем в Монреаль, — предложила она. Я останусь и буду драться — ответил он.Мы дрались. Проиграли. Потом подали апелляцию и выиграли. Парень заработал право три года мыть судна в госпитале и был счастлив.«Вы были просто потрясающи» — вопили Сэнди и его девушка, обнимая меня.«Держитесь так и дальше», — сказал я и двинулся на битву с очередным драконом. Обернулся всего лишь раз и увидел их — танцующих от счастья прямо посреди улицы. Если б я мог просто улыбнуться...Я был очень зол.Я работал допоздна — насколько было возможно. Я не хотел покидать офис. Дома всё в той или иной степени напоминало о Дженни. Пианино. Её книги. Мебель, которую мы покупали вместе. Да, время от времени появлялась мысль, что неплохо было бы переехать. Но я и так возвращался домой настолько поздно, что в переезде не было особого смысла. Постепенно я привык ужинать в одиночку в тишине кухни, а бессонными ночами слушать записи. Только в кресло Дженни не садился никогда . Мне даже почти удалось заставить себя ложиться спать в нашу — такую пустую кровать.Так что идея переезда постепенно сходила на нет.Пока я не открыл ту дверь.Это был шкаф Дженни, которого я долго старался не замечать.Но в тот день сдуру-таки открыл его. И увидел её вещи. Платья Дженни, её юбки, её шарфы. Её свитера — даже тот, заношенный до дыр школьный свитер, который она наотрез отказывалась выкинуть и носила дома.Всё это было здесь — а Дженни не было. Я никогда не мог вспомнить потом, о чём думал, когда смотрел на эти сувениры из шёлка и шерсти. Может быть о том, что если дотронусь до этого древнего свитера, то смогу почувствовать частичку живой Дженни.Я закрыл шкаф и никогда больше не открывал его.Через две недели Фил тихо упаковал всё и увёз куда-то. Он говорил что-то о католической группе, которая помогает бедным.И лишь перед тем, как сесть в свой грузовичок, сказал на прощание:— Я больше не стану заходить к тебе, если ты не уедешь отсюда.Забавно. Всего через неделю после того, как он избавил дом от всего, что напоминало мне о Дженни, я нашёл новую квартиру.Маленькая, чуточку смахивающая на застенок (в Нью-Йорке окна первого этажа забирают стальными решётками, помните?), она располагалась в шумном полуподвале дома какого-то богатого продюсера. Пышная, украшенная золотом дверь того была этажом выше, так что народ, направлявшийся на его оргии, никогда не пересекался со мной. Кроме того, отсюда было ближе до офиса и всего полквартала до Центрального парка. Определённо, всё указывало на быстрое и неминуемое исцеление....И всё-таки, несмотря на то, что моя новая квартира была отделана новыми обоями и в ней стояла новенькая кровать, и друзья стали чаще говорить: «А ты выглядишь лучше, дружище», оставалось нечто, что я продолжал хранить, как память от Дженни.В нижнем ящике письменного стола лежали очки Дженни. Да. Обе пары её очков. Они напоминали мне о любимых глазах, которые смотрели на меня сквозь них и видели насквозь.Но в остальном, как сообщал мне почти каждый, я выглядел просто великолепно. 3 — Привет, меня зовут Фил. Я занимаюсь булочками.Невероятно! Это было подано так, будто булочки для него — хобби, а не способ заработать на жизнь.— Привет, Фил, я Джейн. У тебя симпатичный приятель.— То же можно сказать и о тебе, — сказал Фил таким светским тоном, будто всю жизнь только и занимался подобной фигнёй.Весь этот парад остроумия проходил в «Изюминке Максвела», очень даже приятном баре для холостяков, на углу 64-ой и Первой. Ладно, по правде говоря, бар назывался «Виноградинкой Максвела», но мой закоренелый цинизм быстро высушивал плоды чужого оптимизма. Проще говоря, я моментально невзлюбил это заведение. Я не выносил всех этих самодовольных красавчиков, с их идиотски-счастливой болтовнёй. Будь они хоть миллионерами, хоть литературными критиками. А хоть и настоящими холостяками.— Это Оливер, — представил меня Фил.— Привет, Ол, — сказала Джейн, — ты симпатичный. Ты тоже любишь булочки?Кажется, она была моделью. Того типа, который глянцевые журналы называют классической красотой. По мне, так больше всего она смахивала на жирафу. И конечно, у неё непременно обнаружилась подружка, по имени Мэрджори, пухлая, как Винни-Пух. Подружка идиотским хихикала, пока её представляли.— Ты часто бываешь здесь? — поинтересовалась классическая жирафа.— Никогда, — отрезал я.— А, все так говорят. Мы здесь только на входные. Я тут из пригорода.— Какое совпадение, — пришёл в восторг Фил, — я тут тоже из пригорода.— А ты? — спросила Джейн.— А я тут, чтоб пожрать.— Ни фига себе, — сказала Джейн.— Он хотел сказать, — вмешался коллега Фил, — что мы горим желанием пригласить вас обеих на ужин.— Круто! — восхитилась Джейн.Мы поужинали кварталом дальше, в заведении под названием «Грудинка Флоры».— Очень даже, — сказала Джейн.Я бы добавил: «Но не очень дёшево». Фил-таки отобрал у меня счёт (впрочем, полностью скрыть шок ему не удалось). Потом недрогнувшей рукой протянул кредитку.Я представил количество булок, которое придётся продать, чтоб оплатить этот жест...— Ты такой богатый? — удивлённо хихикнула Мардж.— Ну, скажем так, я человек состоятельный, — сообщил герцог Крэнстонский, добавив, — но, конечно, не такой продвинутый, как мой зять.За столом стало тихо. Называется, влипли.— Зять? — протянула Джейн, — Вы, двое, вы знаете кто...Её костлявый палец с длинным ногтем на конце прочертил несколько осуждающих кругов.
1 2 3 4 5 6 7 8