На нем была пурпурная тога и длинные золотые серьги. И он пытался ощипать живую ласточку.
— Я думаю, когда цезарь освоит гекзаметр, он будет писать вполне приличную эпическую поэзию, — сказал Симон.
Бледные глаза пристально посмотрели на него. Император произвел какой-то звук, похожий на чихание кошки. Он смеялся.
— Очень хорошо, — сказал он. — Мне понравилось. Кто этот человек с тобой? У него что, больше нечего надеть?
— Это религиозный учитель, цезарь, он не придает значения одежде. Поэтому он может одеваться только определенным образом.
Нерон снова издал звук, похожий на кошачий чих.
— А чему он учит?
— С вашего позволения, цезарь, я попрошу его самого сказать об этом.
Кефа через запинающегося Марка сумел сказать три предложения, когда император перебил его:
— Я не понимаю, о чем он говорит. Это скучно. Покажите мне чудеса магии.
— Как пожелает цезарь.
— Что происходит? — шепотом спросил Кефа.
— Он хочет магии, — шепотом сказал Марк.
— Я не маг, — сердито сказал Кефа.
— Замолчи, — зашипел Симон.
— Не говорите в моем присутствии на этом варварском языке, — сказал император. — Это меня раздражает. — Он отшвырнул ласточку в угол. Позже, когда она затрепыхалась слишком сильно, один из охранников выбросил ее в окно. — Покажи мне какое-нибудь магическое чудо, — сказал император, обращаясь к Кефе. — Может быть, после этого слушать тебя будет интереснее.
Когда Кефе перевели это, он воздел глаза к небу и стал молиться. Симон размышлял о милости Божества, которое, должно быть, слушало молитвы Кефы с самого рассвета.
Кефа порылся в своем кошельке и что-то оттуда извлек. Сперва Симону показалось, что это сардина. Это была корка хлеба. Кефа осторожно положил ее на маленький бронзовый столик и накрыл ее руками.
Что-то произошло, Симон не успел заметить что. Кефа убрал руки, и на столе лежало двенадцать буханок хлеба.
— Юпитер! — сказал император и сел прямо. — Потрясающе! Он может сделать то же самое с деньгами?
Кефе перевели, и он сказал, что вряд ли.
— Что ты еще можешь? — спросил император у Кефы.
Кефа сказал, что сам он ничего не может: все делает его Бог.
— А что еще может твой бог?
Кефа сказал, что Он всемогущий и может все.
— Вот как? — пробормотал Нерон. Он недружелюбно посмотрел на Симона: — Что ты можешь?
— Я могу рассмешить цезаря, — сказал Симон.
Он наполнил комнату обезьянками. Он держал их на почтительном расстоянии от ложа императора. С веселым гомоном они запрыгнули на бронзовый столик и набросились на хлеб. Они стали набивать себе рты и бросаться кусочками хлеба друг в друга. Через несколько минут от дюжины буханок не осталось ни крошки. Цезарь смеялся.
Кефа что-то пробормотал.
Обезьянки исчезли.
— Очень хорошо, — сказал император. — Мне понравилось. Ты должен непременно устроить такое на моей следующей вечеринке. Каждый раз приходится ломать голову, как развлечь людей.
— Цезарь мне льстит, — сказал Симон. Он посмотрел на Кефу. Кефа смотрел с равнодушием.
— Покажи мне еще что-нибудь, — приказал император Кефе.
Кефа попросил разрешения подозвать одного из охранников. На щеке у того красовалась огромная свежая царапина, — должно быть, след от потасовки в караульном помещении. Он чувствовал себя неловко, когда Кефа накрыл царапину ладонью и на несколько секунд застыл.
Кефа убрал руку. На щеке не осталось никакого следа, только кожа немного побелела.
— Не может быть! — сказал император. Он внимательно осмотрел место, где была царапина, и повернулся к Кефе: — Где ты научился исцелять?
Кефа сказал, что все, что он делает, он делает не сам: все это дело рук его Бога.
— Да будет тебе, возьми часть ответственности на себя, — зло сказал Симон.
— А что еще, — спросил император, обращаясь к Симону, — ты можешь?
— Профилактика лучше, чем лечение, цезарь, — сказал Симон.
Он попросил разрешения позаимствовать кинжал у солдата, которого только что вылечили. Закатал левый рукав, предложил Нерону взять кинжал и попросил воткнуть его в обнаженную руку.
Нерон посмотрел на него внимательно, потом захихикал. Он взял кинжал.
— Я это сделаю, ты знаешь, — сказал он.
— Я знаю, — сказал Симон.
Нерон сделал четыре попытки. Каждый раз вскинутый для удара клинок лишь скользил по поверхности. После четвертой попытки император в раздражении швырнул кинжал на пол. Если бы он не был так нетерпелив, то заметил бы на самом конце клинка кровь.
Симон опустил рукав и посмотрел на Кефу. Кефа спокойно встретил взгляд.
— Не решил, — сказал цезарь, — следует ли тебя держать поблизости, или это опасно.
Симон по-восточному затейливо поклонился. У него болела рука.
— Я преданный слуга цезаря.
— Естественно. Как и все эти. Твой соперник, — он пренебрежительно мотнул головой в сторону Кефы, — может делать более полезные вещи, но ты решительно забавнее.
— Он скажет, цезарь, что он сам ничего не может. Все делает его бог.
— Ах да, его бог. — Он лениво повернулся в сторону Кефы: — Какой он, этот твой бог?
Через Марка Кефа сказал, что это Бог любви.
— А, что-то вроде мужского варианта Афродиты? — захихикал император.
— Нет, — сказал Кефа, — это другая любовь. Как любовь отца к своим детям.
— Мой отец был трясущимся старым дураком, — сказал Нерон. — Покажите мне еще чудеса магии.
— С позволения цезаря, — сказал Симон.
Не было смысла дальше ломать комедию. Он подошел к окну. Перед ним простирался Рим с его садами, фонтанами и черепичными крышами. Над ним бледнело синее небо.
— С позволения цезаря, — сказал Симон, — я исполню для удовольствия цезаря номер, которого никогда прежде не видели в Риме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100