Только не говори мне, что твои клиенты приходят сюда за этим.
— Может быть, да, может быть, нет.
— Однажды она прочла мне лекцию о том, что я не умею готовить.
— Чего-чего?
— К тому же, — сказал Симон, — у нее самое уродливое лицо из всех шлюх, каких я только видел.
— Я называю его своеобразным, — сказал хозяин борделя. — Мы не пользуемся такими словами в этом заведении.
Симон достал из складок туники небольшой увесистый холщовый мешочек, который звякнул, когда он положил его на стол. Хозяин борделя опустил жадный взгляд и снова вскинул голову:
— Зачем она тогда тебе нужна, раз в ней нет ничего хорошего? Знаешь, я забочусь о своих девочках. Не хочу, чтобы они попали в плохие руки.
— Я предлагаю выкупить ее, — сказал Симон. — Что она будет делать, став свободной, это ее дело.
Хозяин борделя внимательно на него посмотрел и вновь погрузился в созерцание холщового мешочка. Развязал его, высыпал на стол кучку монет и пересчитал их. Сложил их в три аккуратных столбика и провел вдоль каждого ногтем большого пальца.
— Ладно, — сказал он. — Но, учитывая нынешнюю ситуацию с деньгами и то, что она из хорошей греческой семьи, да к тому же рассталась с девственностью совсем недавно…
— Не считай меня за дурака, да и девственность, по моему скромному разумению, не бывает первого или второго сорта, — проговорил Симон. — Пойми. Я предлагаю тебе деньги, чтобы выкупить эту женщину. И я не дам ни одной драхмы больше и, по личным причинам, ни одной драхмы меньше. Я не собираюсь торговаться.
Симон и хозяин борделя смотрели друг на друга поверх трех маленьких столбиков золотых монет. Хозяин борделя вздохнул.
— Я еще об этом пожалею, — сказал он.
Он доковылял до подножия лестницы, выставил с трудом подбородок из складок жира и выкрикнул:
— Елена!
— Елена? — прошептал Симон. — Царица, наложница и троянская шлюха. Неужели ее так зовут? А мне и в голову не пришло спросить.
Кефа чинил свои сети.
Естественно, они не принадлежали ему, но после двух сезонов он знал их как свою ладонь: каждый узелок, каждую прореху, каждую заплату, выгоревшую на солнце больше, чем соседние, каждый крепкий кусок ткани. Его проворные руки любовно касались их.
Скоро наступит время вечерней трапезы. Он жил и столовался у Малахии, которому принадлежала лодка. Малахия болел, но теперь поправлялся. Благодаря Кефе его лодка продолжала работать, пока он сам не мог рыбачить: иначе ему пришлось бы ее продать. Это была отличная лодка, но не так хорошо слушалась руля, как когда-то собственная лодка Кефы. С хорошей лодкой всегда тяжело расставаться.
Мимо прошел продавец гранатов с корзинами, подвешенными на длинном шесте, и поздоровался. Кефа ответил на приветствие. Люди здесь были дружелюбными и не задавали вопросов. В приморском городе всегда было много приезжих. Если человек сам не рассказывал о себе, к нему не приставали с расспросами.
Солнце садилось в окрашенные малиновым цветом тучи, и море казалось посеребренным. Завтра будет хороший день. Но через несколько недель погода испортится. Это побережье считалось опасным. Шквальный ветер может налететь в любой момент. Мореплаванию Кефа учился на Озере, которое славилось своими неожиданными шквалами; но на Озере защиту можно было найти на берегу. Здесь же на много миль подряд берег составляли голые скалы и отвесные утесы, и укрыться от бушующего моря было негде.
Он не вернется на Озеро. Он думал об этом и решил, что это было бы неправильно. Тогда ему казалось, что в маленький приморский город его привел случай, но, как только он здесь очутился, он понял, что это верное место. На какое-то время.
Близилась зима. Рыбы будет мало, да и в любом случае Малахия шел на поправку. Скоро ему будет пора уходить. Он узнает, когда настанет этот день.
Он удовлетворенно улыбнулся. В его жизни была простота, которая его радовала. У него было все необходимое. У него было время: да, у него было время.
Он закончил штопать порванное место и отложил иглу. Он не будет строить планы. Что-то близилось, но было еще далеко. Когда это придет, он будет знать, что оно предназначено для него.
— Давай, — сказал Симон.
Она умело двигалась под ним, время от времени заставляя его двигаться быстрее, но никогда не доводя его до неуправляемой спешки, всегда давая ему отдохнуть, расслабляя мышцы. Было очень важно не потерять контроль. Эта потребность каждый раз доводила его до полного уничтожения, после которого необходимо было все начинать с начала.
— Еще немного, — сказал он, и потом ему пришлось сдерживать себя, когда она его сжала. Это превратилось в ритуал — выполнять движения страсти, не давая ей подчинить себя.
Уже близко. Он уже чувствовал близость цели и, как только ощутил это, оказался в ее власти и дрогнул в ответ. Он должен подчиниться… идти вперед…
Опять слишком быстро. Он специально сбился с ритма и стал думать о постороннем, пока не почувствовал, что удовольствие удалилось и потеряло свою остроту. Тогда он неистово бросился ему навстречу и тотчас потерялся в трепещущих тоннелях. О, это божественное и опасное желание, увлекающее его за собой. Следовать за ним опасно, не следовать, когда оно засасывает, толкает и гонит тебя, невозможно. Оно было неуправляемым и одновременно управляло им, заставляя подчиняться своей движущей силе и засасывающему водовороту. Дальше и дальше, глубже и глубже, в темный омут… нет, слишком опасно — и он со стоном отпрянул. Потом момент шаткого равновесия, желания подчиниться и не подчиняться, сохранить контроль усилием воли, которая уже была нерешительной и слабой…
Он отчаянно пытался овладеть собой, но с каждым мгновением его желание становилось все тверже и острее, превращаясь в скалу, наполненную огнем, который должен был вырваться наружу и излиться…
Он закричал от боли:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100