— Благодарю вас, миссис Латтимер. Мне только остается сожалеть, что не попал на вашу свадьбу. — Помолчав, он взял бокал из рук отца. — Когда я заезжал сюда в прошлый раз, вы тяжело болели. И после этого вы так прекрасно выглядите! Удивляюсь, как это отец отпускает вас без себя в разные поездки…
Вновь ирония, вновь укол. В ответ Тэйлор метнула в его сторону колючий взгляд. Неужели он действительно всего лишь неотесанный, напыщенный янки? А как же тогда понимать его того, у реки? Очевидно, то была просто фальшивка. Он жестокий и властный человек…
Тэйлор не смогла разглядеть в нем сейчас сбитого с толку молодого неудачника, успевшего полюбить жену своего отца и не знающего, как защитить себя от рока судьбы.
Инстинктивное чувство самосохранения заставило ее вновь вздернуть подбородок. С притворной любезностью Тэйлор парировала:
— Благодарю вас за столь приятный комплимент. Своим выздоровлением я обязана исключительно вниманию моего мужа. А что касается… Мы полностью доверяем друг другу.
— Я так и думаю.
«Деревенщина, неотесанный бродяга», — кричали ее глаза.
«Кокетка», — нашептывал ему его внутренний голос.
— А вот и Дженни с чаем для нас, — обрадовался Дэвид, начавший уже понимать, что разговор приобретает неприятный оттенок.
Стараясь говорить как можно ласковее, Тэйлор спросила:
— Вы все еще намереваетесь остаться у нас на несколько недель, мистер Латтимер?
Он ответил с той же подчеркнутостью:
— Да, мне хотелось бы этого. Чувствую, что я неплохо проведу здесь время.
Она повернулась к служанке:
— Дженни, подготовь, пожалуйста, комнату для гостей. И посмотри там, что у нас с обедом.
— Да, миссис.
Брент глазами проводил Дженни.
— Чай, мистер Латтимер?
— Что? О, нет. Нет, благодарю вас, — отвечал он задумчиво. — Скажите, это та служанка, которую избили тогда?
— Да, это была Дженни.
— Это… очень плохо.
Заметив вопросительный взгляд Тэйлор, он продолжал:
— Это ужасно, что случилось с ней. Конечно, если бы о ней думали и заботились как о человеке, а не как об… имуществе, этого бы не случилось. По крайней мере, хоть бы виновного наказали.
— Брент, — предупредительно остановил Дэвид.
Но, кажется, уже было поздно. Брент говорил резко, запальчиво, как бы бросая вызов здешнему рабовладель-честву. Тэйлор, чьи эмоции сегодня были уже обнажены, не смогла удержаться.
— Мистер Латтимер, — начала она ледяным голосом, — а вы используете какую-нибудь прислугу в своем доме в Нью-Йорке?
Брент кивнул утвердительно.
— Тогда скажите, достаточно ли вы им платите, чтобы они могли обеспечить себя добротным жильем, хорошей одеждой, едой и прочим необходимым? Хватает ли у них средств, чтобы они могли пригласить хорошего доктора, когда заболеют? Да вы, пожалуй, даже не знаете, где они живут, — на чердаке или в подвале… — Она подалась вперед, ее глаза горели от нарастающего гнева. — Вы, конечно, увольняете их, если не удовлетворены их работой, но что вы им даете взамен для дальнейшего выживания? И как насчет того, если они постареют и уже не смогут служить вам, как раньше? Продолжаете ли вы заботиться о них, давать им деньги и крышу над головой? — Она помолчала, а потом продолжала дрожащим от волнения голосом. — Остается предположить, мистер Латтимер, что вы ничего не знаете о нашем институте рабства. Мы заботимся о людях. Ваш отец сумел добиться большого уважения и преданности своих рабов. И они знают, что им не следует бояться за свое завтра. Мы не так глупы, чтобы не понимать проблем, которые несет рабство, и мы против какой бы то ни было несправедливости, но сохраняем за собой право прожить жизнь достойно и без вмешательства янки. — Она подошла к двери, остановилась и посмотрела на него. — Спуститесь на землю с вашего места судьи, мистер Латтимер. Теперь, если вы оба позволите, я хочу уйти. Надеюсь скоро увидеть вас за обедом.
В комнате воцарилось тягостное молчание. Ни Дэвид, ни Брент не знали, что в данном случае лучше всего сказать друг другу.
Тэйлор же прошла на веранду и уселась в одно из стоявших здесь плетеных кресел. Ее одолевали самые разные эмоции. Сверкание ее глаз выдавало силу чувств, родившихся с появлением в доме Брента. У нее засосало под ложечкой, когда она вспомнила о своем поведении у реки… Зачем она отвечала на его объятия, поцелуи? Как это могло случиться у нее именно с сыном Дэвида? Потом она стала вспоминать его коварные слова, сопровождаемые насмешливым взглядом, и в глубине ее души стал подниматься гнев: как он смеет вести себя с ней так после всего, что произошло?! Его несносный характер станет для них барьером на все время его пребывания в отцовском доме. Но тут же Тэйлор поймала себя на мысли, что хочет общения с ним и боится только одного — чтобы чувства, которые он привнес в ее жизнь, не вспыхнули с новой силой, не стали бы очевидными для окружающих, для Дэвида. Тэйлор закрыла лицо руками и, поддавшись слабости, тихо заплакала.
Проводив Тэйлор взглядом, Брент с восхищением подумал: вот это женщина! Каков характер! В ярости она была так же прекрасна, как и в страсти. В нем все еще горело желание любить и ласкать ее. И… обладать.
Дэвид кашлянул.
— Извини, сын. Это, конечно, не то приветствие по поводу твоего приезда, как я ожидал. И я должен был тебя предупредить, как чувствительна моя жена. Особенно, когда задевают ее человеческое достоинство. Подобно многим южанам, она чувствует, что рабство — это пережиток времени, но еще не понимает, как обойтись без этого.
«Моя жена», — мысленно повторил Брент слова отца. А вслух продолжал:
— А вы, отец? Что вы думаете об этом? Вы не чувствуете себя виноватым?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101