— Твоя постель вон там, — сказал кузен Хорхе, махнув головой куда-то в темноту; дернувшись, Грасиела подняла на него глаза, полные безмолвного ужаса.
— Змеи давно уползли, — нетерпеливо добавил он.
Так как Грасиела не двигалась, Хорхе сам подошел к ней и взял за локоть. Пока она ждала, дрожащая и притихшая, он отвернул одеяло и показал Грасиеле, что никаких зубастых и ядовитых существ в постели нет.
— Немедленно ложись спать, — сказал Хорхе таким голосом, каким взрослые разговаривают с детьми, когда хотят обсудить что-то лишь между собой, чтобы дети их не слышали.
— Спокойной ночи, — прошептала она и почувствовала себя заброшенной и одинокой, когда Хорхе ушел от нее и вернулся к своим спутникам у костра.
Прежде чем забраться под одеяла, Грасиела, хоть и видела, как Хорхе проверял постель, походила по ней. Почувствовав, что под ногами нет ничего похожего на змею, она неохотно улеглась и стала смотреть на огонь.
Впервые за свою коротенькую жизнь Грасиела не чувствовала себя в безопасности в присутствии родственников. Что-то было не так. Этих кузенов в отличие от Луиса и Чуло она видела не так уж часто, но помнила, что они всегда были веселые и разговорчивые, не прочь похвастаться и пошутить.
В этот вечер никто не смеялся. Ни по дороге, ни у костра никто не веселился. Кузены ее не развлекали и не говорили ей комплиментов, как бывало на асиенде у тетушки. Они обращались с Грасиелой как с неприятной незнакомкой.
Наскоро пробормотав молитвы, Грасиела решила не думать ни о чем плохом и стала вспоминать свою мягкую постель дома и длинный ряд красивых кукол на полке. Книги, грифельную доску, маленькую шкатулку с украшениями, которые она уже и не надеялась снова увидеть. Эти воспоминания подбодрили ее.
Но потом она вспомнила, что уже никогда не прибежит в мамину комнату, чтобы выпить вместе с ней чашку шоколада, что никогда не будет молиться, стоя рядом с мамой на коленях, не поедет покататься в карете, вдыхая запах маминых духов, и сердце у нее стиснуло болью.
Мама умерла, а она сама боится людей у костра.
Зарывшись поглубже в одеяла, стараясь не плакать, Грасиела искала, о чем бы еще хорошем подумать. И стала думать о том, как будет рассказывать своей подружке Консуэло о своих приключениях.
Консуэло никогда не ездила на поезде и не видела такого большого города, как Дуранго. И разумеется, Консуэло никогда не проводила целый день одна-одинешенька, без сопровождения дуэньи или взрослой родственницы. Никогда не причесывалась сама, не купалась в ручье. Консуэло глаза вытаращит и дышать перестанет, когда узнает, что Грасиела обменялась платьем с уличной девчонкой, что она ела пищу, приготовленную на костре, и спала прямо на земле.
— Заснула наконец?
Когда кузен Хорхе тихонько подошел взглянуть на нее, Грасиела крепко зажмурила глаза и прикинулась, что не видит, как он стоит и смотрит на нее сверху вниз. Потом она услышала, как он уходит, позвякивая шпорами, и вернулась мыслями к Консуэло, пытаясь решить, что расскажет подруге о Дженни.
Дженни убила ее мать, и Грасиела ненавидела ее за это. Но ведь Дженни заботилась о ней, когда она заболела, и научила ее многим хорошим вещам. Грасиеле не нравилось, что Дженни обращается с ней как со служанкой, но похвалой и одобрением Дженни она дорожила.
Все это окончательно запутало Грасиелу, и она обратилась теперь к дяде Таю, гадая, увидит ли его когда-нибудь снова. Тут ее мысли стали разбегаться. Дядя Тай очень хорошо с ней обращался и очень нравился ей, только обидно, что он ее не полюбил.
Это очень задевало Грасиелу. Они привыкла, что все ее любят, развлекают и балуют. Она, без сомнения, была центром и смыслом жизни матери. Любимицей тети Теодоры. До сегодняшнего вечера она была убеждена, что и кузены ее любят и обожают.
Мысль о том, что далеко не все относятся к ней с любовью, оказалась для Грасиелы новой и пугающей. Грасиела стерла слезу со щеки и закрыла глаза; ей хотелось, чтобы усталость наконец-то вызвала желанный сон. Но едва мысли девочки улеглись, как до нее начали доноситься от костра негромкие, но напряженные голоса.
— Дело должно быть сделано, — говорил Хорхе, и резкость интонации привлекла внимание Грасиелы. — Со змеями не получилось, значит, самим придется.
— Побойся Бога, ведь она совсем ребенок! — Это голос Фавре, который застрелил готовую ужалить змею и который танцевал с Грасиелой в последний день ее именин.
— Не так громко.
— Луис и Эмиль решили, что некая особа должна умереть. — Фавре заговорил так тихо, что Грасиеле пришлось приподняться, чтобы слышать. — Пусть они ее и убивают.
— И пусть забирают все денежки дона Антонио? — резко возразил Тито. — Ты именно этого хочешь?
Грасиела затаила дыхание и прижала руку к сильно бьющемуся сердцу. Они заговорили о дедушке Антонио. И о ней. Дженни была права. Ее кузены хотят ее убить.
Сама мысль об этом была такой невероятной, такой чудовищной и невообразимой, что ее просто нельзя было понять. Оцепенев от страха и нового потрясения, Грасиела лежала в темноте, вцепившись в одеяло.
— Вы просто дураки, если воображаете, что мы увидим хоть один сентаво из денег дона Антонио. — Это встал Карлос, черным силуэтом выделяясь в свете догорающего костра; он резко взмахнул руками. — Луис и Чуло уже планируют поездку в Калифорнию, чтобы сообщить дону Антонио, что его дочь и внучка умерли. Как ты считаешь, кто станет новыми наследниками дона Антонио? Ты просто дурак, если вообразил, что Луис и Чуло хотя бы упомянут о нас.
Хорхе тоже встал.
— Вот потому я и говорю, что мы должны сами… Он бросил взгляд через плечо на то место, где находилась Грасиела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100