Ульрих плюнул ему в лицо, и тогда его казнили. — Филибер тяжко вздохнул. — Боэмунд, когда узнал о его смерти, не сказал ни слова, но я-то лучше других знал, что это значит. — Мадленка затрепетала. — Он напал на замок, окружил его и предложил всем, кто захочет, беспрепятственно выйти за ворота до заката солнца, потому что после заката он возьмет замок приступом и не пощадит никого. Он дал рыцарское слово, что тех, кто пожелает уйти, он не тронет, в противном случае, сказал он, он клянется господом, что они все заплатят за то, что смотрели на смерть такого доблестного рыцаря и смеялись над ним, когда он умирал. Они и впрямь смеялись и бросали в него грязью, когда он в корчах испускал дух… Белый замок был хорошо укреплен, и его хозяева решили, что могут пренебречь угрозами Боэмунда. Никто не вышел из ворот, и ночью мы взяли замок и перебили всех, кого там нашли. Боэмунд приказал никого не щадить, мы и не щадили. Теперь и Боэмунда больше нет, значит, скоро наступит и мой черед.
Мадленка слушала рассказ, затаив дыхание. Теперь ей стало ясно, каковы были истинные причины жестокости, проявленной крестоносцами при взятии Белого замка; ведь никто из поляков и словом не упомянул об Ульрихе из Наумбурга и его страшной смерти. Жестокость и решимость Боэмунда одновременно испугали и восхитили ее; если бы она могла, она бы точно так же расправилась с теми, кто убил Михала и ныне стремился избавиться от нее. Но чтобы отомстить за него и за себя, она не имеет права умереть. А Петр из Познани обещал уже на следующий день приняться за нее… Нет, так нельзя, надо опередить его во что бы то ни стало и выйти отсюда.
— Послушай, рыцарь, — сказала Мадленка, — ведь ты же не хочешь околеть здесь в дерьме, а?
Филибер проворчал нечто нечленораздельное, что можно было при желании истолковать как согласие.
— И я тоже не хочу на кол, — продолжала Мадленка. — Надо нам подумать, как бы выбраться отсюда.
— Думаешь, я уже не думал? — насмешливо спросил крестоносец. — Двух тюремщиков задушил голыми руками, да меня все равно поймали и, видишь, даже в цепи заковали.
— А снять их нельзя? — спросила Мадленка.
— Я пробовал, — признался рыцарь. — Ничего не получается. Похоже, это миланское железо, черт бы его побрал. — Миланское оружие, броня и железные изделия славились по всей Европе.
— Значит, не получится? — горестно заключила Мадленка.
— Похоже, что так.
Мадленка села на полу, подтянула колени к подбородку, обхватила их руками и задумалась. Нечаянно она хлюпнула носом.
— О, боже, — простонала она по-польски. — Как же здесь все-таки воняет!
Глава двадцатая,
в которой хитрость одерживает верх над силой
Главного стража подземелья Диковских звали Адамом. Это был невысокий, спокойный, медлительный и чрезвычайно опасный человек с пытливым взглядом холодных серых глаз и ухом без мочки. Подобно Петру из Познани, он не любил тратить слов попусту и ненавидел, когда его прерывали, особенно во время партии в кости с ксендзом Домбровским, и поэтому, когда их потревожил младший тюремщик, Адам уставился на него с плохо скрываемым раздражением.
— Убийца княгини буянит, — сообщил младший тюремщик. — Никак не можем с ним сладить.
— Иду, — проворчал Адам. — Не мухлюй без меня, отче! — И, опоясавшись на всякий случай мечом, пошел вслед за младшим тюремщиком и стражником, несущим дышащий жаром факел.
Они спустились по ступеням в подземелье, и, еще не войдя в него, Адам своим изощренным слухом уловил удары кулака по двери и брань, которой осыпал их узник.
— Эй, ты! — заорал Адам. — Чего тебе? Удары тотчас прекратились.
— Он мертвый! — взвизгнул мальчишка по другую сторону двери. Адам хорошо помнил его: щуплый юркий звереныш со сломанным носом и рыжими патлами, которому он собственно… ножно (так, кажется?) отвесил несколько хороших пинков, пока нового пленника волокли вниз.
— Кто мертвый? — крикнул Адам, досадливо морщась.
— Рыцарь! — завопил мальчишка. — Он воняет, он совсем протух! Уберите его отсюда!
— Это крестоносец? — в недоумении спросил Адам у своего подручного. — Ты его видел сегодня?
Младший тюремщик наморщил лоб, вспоминая..
— Я отнес ему суп из капусты утром. Кажется, он и впрямь не шевелился.
— Возись теперь с этой падалью, — буркнул Адам и злобно плюнул себе под ноги. — Ладно, ксендз как раз у меня. Чем скорее уберем мертвеца отсюда, тем лучше… Отпирай дверь.
Загремели засовы, дверь сладко зевнула и подалась. Мерцание факела осветило неприглядную внутренность подземелья, стены, покрытые плесенью, и бледное лицо мальчишки. Он молча отступил перед входящими.
— Господи, ну и вонища! — прошипел Адам.
Он, младший тюремщик и стражник с факелом подошли к неподвижной груде, лежавшей в углу, и тут Мадленка впервые разглядела Филибера. Здоровенный малый, заросший до середины щек жидкой курчавой бородой, в плечах — косая сажень, молчал и не подавал признаков жизни.
Адам брезгливо пнул его ногой и зажал нос.
— Протух, а? — радостно загоготал стражник.
— Однажды мы все протухнем, — одернул его Адам. Как и персонаж некоего французского фильма, он тоже считал, что юмор должен идти сверху вниз, а не наоборот. — Ладно. Забираем его.
Мадленка присела на корточки и зачерпнула с пола гореть вонючей жижи. Младший тюремщик возился с цепями. Вот левая рука Филибера де Ланже освободилась, вот спали цепи с правой. Теперь или никогда.
— А-а-а! — заорала Мадленка и метнула горсть дерьма в лицо Адаму.
Видавший виды страж не был готов к такому нападению. Он вскрикнул и попятился, и в это мгновение чудесным образом оживший рыцарь что было силы хватил кулаком в висок младшего тюремщика, и тот свалился замертво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106