— просто спросила она.
— Не обязательно, — ответил рыцарь. — Теперь, когда им известно, кто ты, они попытаются от тебя избавиться, но не в открытую. Потребуй, чтобы тебе дали человека, который будет проверять твои напитки и пищу. И, — он достал из-за пазухи короткий кинжал, — на всякий случай возьми это. На нем нет никаких меток, что он принадлежит мне, но он может тебе пригодиться.
Мадленка спрятала кинжал, закрыла лицо руками и всхлипнула.
— Боэмунд, — сказала она, — мне страшно.
Рыцарь ничего не ответил. Мадленка утерла слезы и робко поглядела на него. Он стоял, привалившись плечом к стене, и сосредоточенно размышлял о чем-то.
— Они будут задавать тебе самые разные вопросы, — негромко начал он. — Придерживайся правды, насколько это возможно, но не забывай: слово — это оружие. Оно может спасти, а может и погубить тебя. Лучше всего, если ты не станешь упоминать о Мальборке.
— Но как… — начала Мадленка сдавленно. — Они же знали, что я там, и Флориан…
— Ты бежала из подземелья, рыцарь пошел в одну сторону, а ты в другую. Потом тебе встретился юноша твоих лет, и ты, опасаясь погони, обменялась с ним одеждой. Я его нашел, принял за тебя и повесил, но ты об этом ничего не знаешь. Потом тебя подобрали какие-то купцы и привезли сюда, но ты мало что можешь о них сказать. Ты говоришь по-литовски?
— Нет.
Тем более. Главного зовут Ольгерд, а до остальных тебе дела нет. Теперь вот еще что: знай, что люди, которые будут тебя допрашивать, не новички в своем деле. Они будут тебя выводить из себя, чтобы ты в запальчивости проговорилась, начнут тебе угрожать, может, даже заговорят о пытке. Пытать тебя они не имеют права, ты не ведьма, так что не бойся их. Они наверняка попытаются подослать к тебе наушников, отправят тебя на исповедь — остерегайся всех, и исповедника в том числе.
Ответы давай по возможности короткие и, если понадобится, повторяй по сто раз одно и то же, не сочиняй новые детали. Это тоже хитрость: взять допрашиваемого измором. Помни, что в любом вопросе может заключаться ловушка, и обычно самые невинные вопросы как раз и являются ею. Один вопрос всегда ведет за собой другой. Уясни, чего от тебя хотят добиться, и не давай им запутать себя. Если надо, дерзи, но в меру. Никогда не поддавайся чувствам — они затемняют разум, а в этом поединке, как и в любом другом, выигрывает тот, кто дольше противника сохраняет хладнокровие, несмотря ни на что. Если лжешь, ложь должна быть продуманной, простой и убедительной, и такой, чтобы никто по возможности не мог ее опровергнуть. А о том, какие у тебя подозрения, не упоминай вовсе: будет только хуже.
Мадленка слушала и машинально кивала, прикидывая, позволительно ли будет обнять его на прощание или это все-таки неприлично.
Ты достаточно сообразительна, но ни в коем случае не пытайся щеголять свои умом. Лучше казаться глупым, чем умным, потому что с дурака спрос невелик. Помни: ты никому не можешь верить. Остерегайся Августа, потому что он дурак, остерегайся Доминика, потому что он могуществен и ему ничего не стоит погубить тебя, остерегайся этой литовской панны, потому что она имеет влияние на Доминика, и не верь даже епископу, ибо он его послушное орудие. Если ты забудешь об этом хоть на миг, ты пропала.
Мадленка глубоко вздохнула.
— Да, — печально сказала она, — похоже, мне и в самом деле не выпутаться.
В дверь нетерпеливо постучали.
— Иду! — крикнула Мадленка и метнулась к порогу, но внезапно задержалась, порывисто бросилась рыцарю на шею, поцеловала его в губы и убежала прежде, чем он успел вымолвить хотя бы слово.
Мадленка позаимствовала у двойняшек еще одно платье, красное, мать дала ей четки и немного денег, после чего наступил момент прощания с семьей. Служанки запричитали в голос; сестры Мадленки плакали, даже сухая Барбара уронила две слезинки. Мадленка несмело махнула рукой Филиберу и вышла во двор.
Было уже темно; в лиловом небе красовался позолоченный месяц и сверкали звезды. Ее подтолкнули к каурой, с разбитыми ногами, лошади. — Сюда, барышня. Ну-ка, садитесь…
Оглянувшись последний раз на дом, Мадленка охватила взором крышу, гнездо аиста, которому она прежде не придавала значения, старый колодец и одинокую фигуру у окна. Август поднялся в седло, и всадники, взбивая пыль, поскакали, торопясь до рассвета поспеть в Диковское; но долго, еще очень долго крестоносец смотрел им вслед.
Глава пятая,
в которой друзья ссорятся
«Литовские купцы» покинули Каменки вслед за отрядом князя Августа. Убедившись, что их самих никто не преследует, они двинулись кратчайшей дорогой к землям Тевтонского ордена.
Филибер весь кипел. В усадьбе он еще вынужден был играть глухонемого, и это до поры до времени спасало ситуацию; но едва крестоносцы очутились в чистом поле, где их попросту некому было подслушать, анжуец осадил коня и дал волю своему праведному гневу.
— Боэмунд! — заорал он. — Боэмунд, черт тебя дери!
Синеглазый остановился, а за ним — и все остальные.
— Чего тебе? — спросил фон Мейссен, оборачиваясь к другу.
— Иди сюда, надо потолковать!
— Нам не о чем говорить, — отозвался крестоносец. — Мы должны добраться до Торна. Если повезет, мы будем там засветло.
Филибер красочно поведал ему, нимало не обинуясь, в какой именно точке вселенной он видел замок Торн и всех его обитателей; вряд ли, впрочем, им бы там понравилось. После чего неукротимый анжуец перешел на родной язык и выдал длинную и весьма пламенную рацею, которая по интонациям очень мало походила на великопостную проповедь.
— Ну? — только и спросил Боэмунд фон Мейссен, когда его товарищ на мгновение умолк, захлебнувшись собственным красноречием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106