Но Гай улыбался, похотливо исказившись в лице. Его рука настойчиво поползла вверх по ноге девушки.— Я поняла! — возмущённо заявила она. — Ты хочешь, чтобы мы смотрели на них, а они — на нас!Калигула кивнул:— Будет любопытно, не правда ли?! — хрипло шепнул он.— Нет! — воспротивилась Друзилла, вырываясь из объятий брата. — Я не хочу, чтобы мерзкие лицедеи осматривали моё тело!— Но сама не прочь посмотреть на них?!. — похотливо оскалился Гай. — Завяжите себе глаза! — крикнул он актёрам.Он послушно прикрыли глаза повязками и наощупь продолжили прерванное представление. Друзилла, негодуя, отвернулась.— Не буду я смотреть на эти мерзости! — заявила она.Ухмыльнувшись, Калигула сжал ладонями голову девушки и настойчиво заставил её взглянуть в сторону актёров.— Не отворачивайся и не опускай глаза… — тихо, почти по-змеиному шептал он.Друзилла повиновалась. С отвращением смотрела она на чужие любовные забавы. Постепенно отвращение сменялось болезненным любопытством и возрастающим возбуждением. Она томно потянулась к Калигуле и поцеловала его. Отдаваясь брату, девушка искоса поглядывала на актёров. Блестели нехорошим огнём глаза обоих. В глубине души Друзилла сознавала, что делает мерзость. Тем сильнее было охватившее её удовольствие.Друзилла заснула, лёжа на животе и обхватив медовыми руками подушку. А Гай до рассвета лежал без сна. Бессонные ночи были не редкостью для Калигулы. В детстве он боялся засыпать, потому что ему снился Тиберий. Покойный император и сейчас посещает ночи Калигулы. Стоит Гаю очутиться на грани сна и бессоницы — он видит Тиберия, страшного, костлявого, хрипящего предсмертным хрипом…Гай вскрикнул. Пугающая тень Тиберия исчезла бесследно. Калигула потянулся к вину. Пил жадно и много, проливая на постель густые красные капли. Пил до тех пор, пока веки не слиплись от хмеля, пока не отяжелела голова. Затем, изнемогая, придвинулся к спящей Друзилле. Прижался горящим лицом к её узкой обнажённой спине. И тихо заплакал:— Не покидай меня, Друзилла! Без тебя я не выдержу тяжести бессонных ночей!
* * * Получив солидное вознаграждение, актёры покинули Палатинский дворец. Улицы Рима тонули в непроглядной темноте. Тихо переговариваясь, неровным строем проходили охранники-вигилы. Мелкий дождь гасил зажжённые факелы. Приходилось идти наощупь, опасливо прислушиваясь к посторонним звукам.Свеча, которую держал Мнестер, погасла. Выругавшись, актёр отбросил её в грязно-бурую слякоть.— Какое великолепное представление мы устроили императору! А он выгнал нас ночью под дождь! — пожаловался актёр.— Не жалуйся! — отозвался Апеллес, напарник Мнестера, играющий вторые роли. — Гай Цезарь щедро отвалил нам кучу сестерциев.— Мог бы дать и носилки, чтобы мы не шлёпали по грязи, — недовольно брюзжал Мнестер. — Я простужусь и завтра не смогу петь! — откашлявшись, он затянул первую пришедшую на ум песню.— Замолчите, бездельники! Дайте спать честным людям! — донёсся крик со стороны ближайшей инсулы. Со скрипом открылась старая деревянная ставня на третьем этаже. Разбуженный ремесленник выплеснул на улицу нечистоты из ночного горшка.— Ничтожество! — Мнестер едва успел отпрыгнуть в сторону. Театрально закинул на плечо полу плаща, слегка забрызганного содержимым горшка, и заявил: — Что понимаешь ты в высоком искусстве?!— Носилки?! — усмехнулся Апеллес. — Тебе, греку, жалкому лицедею и негражданину?! Скорее на тебя спустят собак, чтобы заставить добежать быстрее! Сам видишь, как римляне любят греков и актёров. Поливают презрением и дерьмом!Мнестер насупился. Отёр ладонью лицо, с которого дождь смывал белила и румяна.— Вот увидишь: через год я буду перемещаться по городу в собственных носилках, — надменно заявил он.Женщины-актрисы, прячущиеся от непогоды под одним широким плащем, насмешливо захихикали.— Заткнитесь, лисицы! — грубо прикрикнул на них Мнестер.На углу квартала показалась четырехэтажная инсула, в которой ютилась труппа Мнестера.— Правду говорят в Риме: Гай Цезарь соблазнил собственную сестру, — похабно гримасничая заявил актёр и заколотил кулаком в дубовую дверь, закрытую изнутри на засов.— Пусть так. Нам какое дело? — равнодушно передвинул плечами Апеллес. Он снял тяжёлый шерстяной плащ и старательно отряхнул его.— Не только соблазнил. Он развратил её! — с мрачным удовлетворением заявил Мнестер. XVI В Рим доставили десять клеток с крокодилами, выловленными в Ниле. Животных везли через всю Италию, останавливаясь в небольших городках на неделю. Жители городков дивились страшным зубатым ящерами и приносили им на прокормление куски мяса.Клетки охраняли невозмутимые преторианцы. Когда заканчивалось мясо, они ловили бродячих собак. Бросали скулящих животных в клетки и наблюдали, как крокодилы рвут их на части и пережёвывают с медлительной ленивостью.Калигула распорядился залить водой круглую арену Фламиниева цирка и выпустить туда тварей. Крокодилы плескались в воде, устрашающе щёлкали зубами и переворачивались на спину, грея бледные брюшины под нежарким октябрьским солнцем.— Добрые квириты! — кричали зазывалы у входа в цирк. — Кто желает посмотреть на крокодилов, изловленных в истоках великой египетской реки — вход два сестерция!Возбуждённые толпы народа стекались к цирку Фламиния. Пешком шёл плебей, ведя с собой малолетних детей и ежеминутно пересчитывая монеты: хватит ли, чтобы показать семье диковинку? Проезжал в носилках изнеженный патриций, лениво размышляя: а не купить ли одного крокодила и подать изжаренным на ближайшей пирушке?Калигула сидел на складном табурете без спинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125