Помимо этого, Салли должна была печатать, держать корректуры и писать ответы на письма поклонников, к которым Мэриголд добавляла размашистую подпись. Жалованье было неплохое и вкупе с тем, что оставили ей родители, позволяло Салли существовать вполне комфортно. Иногда они с Мэриголд ездили в деревню, причем Салли вела машину.
Покуда Полина Пейн думала о том, что ей написать кузине Хильде Гонт, сын миссис Гонт, Уилфрид, развалился в самом удобном кресле Салли и мешал ей работать.
Она уже дала ему это понять в недвусмысленных выражениях. В самом облике Салли не было и намека на двусмысленность — во всем, от блестящих каштановых волос, сверкающих глаз и румяных щек до ее манеры обращаться с настырным молодым человеком, сквозила прямота искренней натуры.
— Слушай, Уилфрид, я не могу тратить на тебя время — мне нужно отвечать на письма поклонников Мэриголд.
— Дорогая, ты уже говорила это.
Пишущая машинка застрекотала с новой силой.
— И буду говорить, пока ты не уберешься отсюда.
Уилфрид принял почти горизонтальное положение. Он был худой и долговязый, с гладкими темными волосами.
— Не будь такой суровой.
Салли засмеялась — как она ни старалась быть суровой, ее милый заразительный смех выдавал добросердечие и мирный нрав.
— Тогда я буду свирепой! — предупредила она, устремив на Уилфрида карие глаза.
Молодой человек самодовольно улыбнулся.
— Надеюсь, не со мной?
— Это почему же?
— Тебе не хватит духу.
Салли нахмурилась — она вбила восклицательный знак не там, где следовало.
— Вот, из-за тебя испортила письмо профессору, который тщательно проанализировал все синтаксические погрешности в двадцати пяти книгах Мэриголд. Я не могу провоцировать его, делая ошибки в письмах. Пожалуйста, уходи.
Уилфрид вытянулся еще на дюйм в просторном кресле и закрыл глаза.
— У меня не хватит на это сил. Кроме того, я обдумываю предложение руки и сердца.
Вставив знак сноски посреди предложения, Салли убрала руки с машинки.
— Ты уже делал мне предложение вчера.
— И позавчера, и позапозавчера. Я беру тебя измором, голубушка.
— Ну и сколько же раз мне придется отвечать «нет»?
— Понятия не имею. В один прекрасный день тебе это надоест.
— Послушай, Уилфрид…
Он взмахнул рукой.
— Давай сменим тему. У меня нет сил пререкаться. Кроме того, у меня претензия к твоей тетушке Полине. Или нужно говорить «на твою тетушку»?
Салли покраснела от злости.
— Она не моя тетя, а кузина твоей матери!
Уилфрид покачал головой.
— Дело не в степени родства. Если беспомощная девушка находит убежище у пожилой женщины, последняя автоматически становится ее тетушкой. Это просто вежливое обращение. Ты ведь не хочешь быть невежливой с Полиной? Да и вообще сейчас не время для праздных споров.
Как я сказал, у меня к ней Претензия, и мне нужна твоя поддержка для ее удовлетворения. Как ты насчет саботажа?
— Слушай, Уилфрид…
Рука Уилфрида сделала очередной взмах.
— Не торопи меня. Это ослабляет иммунитет, истощает запас энергии и вообще нервирует. Как ты, возможно, догадалась, моя Претензия касается мансарды. Почему Полина позволила ее занять Дэвиду Морею? Там отличное освещение — северное окно. Если Полина согласилась превратить мансарду в студию, то почему, во имя перечня всех родных и близких, она впустила туда постороннего, а не сына своей собственной двоюродной сестры?
— Что еще за перечень родных и близких?
Уилфрид приоткрыл светло-карие глаза ровно настолько, чтобы бросить на Салли укоризненный взгляд.
— Я и забыл, что ты, в отличие от меня, не была воспитана в лоне церкви.
— Не была. Ну так что это за перечень?
— Краткий список лиц, на которых нельзя жениться и На которых никто, находясь в здравом уме, не захотел бы жениться. Фигурирует в англиканском молитвеннике. — Он снова закрыл глаза и произнес нараспев:
— «Мужчина не может жениться на своей бабушке»… Но мы отвлеклись — по крайней мере, ты. Возвращаюсь к теме — на Полину необходимо оказать давление. И тут-то понадобишься ты.
Глаза Салли расширились — в прошлом это не раз тревожило сердца многих и многих молодых людей.
— Мой добродетельный Уилфрид, а при чем тут я?
— Ты будешь агентом влияния. Полина любит тебя — ты ее прямо приручила. Если ты разразишься слезами и скажешь, что без моего пребывания в мансарде жизнь потеряет смысл, она, возможно, выставит оттуда Дэвида Морея.
— Не потеряет, — отрезала Салли.
Уилфрид приподнялся на дюйм.
— Что ты имеешь в виду? Что не потеряет?
— Жизнь не потеряет смысл. Даже совсем наоборот. Чего ради тебе нужно выгонять из мансарды Дэвида?
Он сердито посмотрел на нее.
— Что-то ты поглупела, дорогая! Я домогаюсь студии ближнего своего. У меня есть только одна комната, и к тому же препаршивая. Лестница пахнет помоями, а миссис Ханейбл пахнет виски. Если мне станет плохо, никто не возьмет меня за руку и не разгладит нахмуренное чело.
У Полины мне будет куда лучше. Во-первых, из-за священных уз родства, а во-вторых, из-за вдохновляющих мыслей о пребывании с тобой под одним кровом. Кто это писал: «Коль близости быть пищей для любви…»
— Полагаю, Шекспир, — усмехнулась Саллли. — Только его бы удивила твоя цитата, ведь он писал не «близости», а «музыке».
— Он много чего написал, — сердито буркнул Уилфрид, приподнявшись еще на пару дюймов. Внезапно его лицо прояснилось. — Только подумай, как прекрасно будет просыпаться утром, зная, что я нахожусь всего двумя этажами выше, и засыпать ночью с той же чудесной мыслью! Правда, могут быть времена, когда мне придется жечь полуночную лампаду где-нибудь в другом месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64