Ведь это будет возможно лишь на фундаменте обычного, бытового, повседневного уклада, когда все устоялось, все привычно. И когда же выработается хоть тот уклад, та привычка?
Вниз – оно легче. Матросы решали все вопросы быстро. Точка – и ша! И к стенке.
А вверх?
Терпи. Терпи и матерись, поскольку ты – тот же Шариков. Иди, иди в свой гараж, бери молоток и зубило… Кто ж за тебя сделает.
Вчера ходили на заработки. Супруга у себя на работе нашла халтуру, договорилась с единомышленниками, они собрали родню, и мы все дружно, с песней, в ногу, прикрываясь каким-то субботником, обрезали деревья и расчищали старый, заброшенный сквер на краю города; ну и я ж с ними. Работы на два дня, и на каждого работника приходится сумма, которая втрое превышает мою оплату за три ночных рейса на Комсомольск. Ну, львиную долю сделали вчера, на сегодня осталось все собрать, стащить в кучи и подчистить остатки.
Сегодня я на тот сквер не пошел, а пошла вместо меня дочка. Я навкалывался вчера, помня, что доделывать за мной придется дочке… теперь вот маюсь руками и спиной. Несмотря на то, что всю зиму нагружал ту спину под машиной, таки вчера нашинькался ножовкой внаклонку, все тело болит. Ночь спал плохо, сердце колотилось… перетрудился. Сейчас бы поспать с утра – нет, нельзя: надо дотянуть до вечера, а потом попытаться уснуть перед ночным Комсомольском. У соседа ремонт, стучит за стенкой; скорее всего, и вечером поспать не удастся. А руки болят. И у супруги тоже болят, и у дочки будут болеть. Но зато – реальные деньги.
На том съезде (в Магадан бы их!) демократы все себе делят портфели, не отдают землю народу и с пеной у рта спорят, как называть Россию: «Российская Федерация» или просто, как было, «Россия».
Да какая мне разница. Я махнул рукой, да и весь народ, кроме уж особо зараженных этой дурной болезнью – политикой. Налета нет, так буду хоть деревья обрезать; это все-таки работать днем, а платят – как за три ночных рейса.
Спасибо еще, что супруга эту шабашку нашла. Вечером, навкалывавшись, они с коллегами рассуждали, что их рабочие за свою зарплату так бы не пластались, им бы понадобилось дня четыре. Но мы-то работали для себя, за наличные… день год кормит – управились за два дня.
Подозреваю, что придется подремать только за штурвалом. Над нами у соседей пьянка; нет, не дадут отдохнуть перед рейсом.
Я ввожу в строй молодого капитана-стажера. Он работает с левого кресла, а я занимаю место второго пилота, наблюдаю, подсказываю, изредка вмешиваюсь руками. Такое мое амплуа: обкатывать и натаскивать молодых. И этого я практически уже обкатал. Так что вполне возможно, что они с Филаретычем будут лететь, а я… слаб человек… немножко покемарю. Когда уж насмерть засосет. Минут двадцать…
А если и у них накануне полета были свои шабашки?
Я тут полгода летал со вторым пилотом, который очень уж вертится в этой жизни. Молодая семья, нужно жилье, а кто ж тебе его даст. И как на него летчику заработать, если нет ни налета, ни приличной за тот налет зарплаты, да и ту задерживают?
Он в отпуске скорешился с предприимчивыми ребятами, купили КАМАЗ-полуприцеп и стали гонять его с грузом водки и фруктов из Красноярска аж в Полярный. Две тысячи верст по зимнику на первой-второй передаче, в разгаре сибирской зимы. А в другое время зимника нет, и рекой по льду – тоже можно только зимой, и вообще эта трасса – только зимой.
А между Мирным и Полярным есть такая речка, называется Моркока. Не «морковка» и не «морока», а среднее. Но мороки они хватили. Там морозы в долине стоят под шестьдесят, туман, солярка в баках в кисель превращается, ставят обогреватели. В кузове полуприцепа – две бензиновые печки. Лопнет колесо – гидродомкрат не берет, надо двадцать тонн ящиков выгрузить, тогда поднимет. Заменил колесо – грузи водку и фрукты обратно, да бегом, а то замерзнут. И – дальше, вперед, в тумане, а по обочинам – мертвые стоят… машины брошенные. Ими вся трасса отмечена, не заблудишься. И все стараются ту Моркоку проскочить побыстрее… на первой передаче. Колдобины такие, что «побыстрее» может обернуться поломкой рессоры, и встанешь в ряд на обочине уж навсегда; пропадай груз – ноги бы живым самому унести из этого полярного ада.
Он съездил пару раз, вымотался до предела – это был его отпуск, отпуск летчика, за который он заработал себе на трехкомнатную квартиру. Правда, выморщивал он эти деньги с работодателя больше года (помню, все просил рейсы на Полярный, летал, разбирался), и инфляция чуть не съела заработок; но таки квартиру добыл. Не знаю, были ли у него потом проблемы с медициной, но больше на такие авантюры он не решался.
Тот, кто организовал эти поездки с водкой на Север, сейчас наверняка очень богатый человек. Тогда миллионы делались за месяц. А те, кто – рядами вдоль дороги, наверное, и сейчас пластаются за долги. А сколько алмазодобытчиков сковырнулось от той паленой водки – один Бог знает.
И попробуй, разберись потом, отчего это вдруг на ровном месте у летчика, еще молодого и с виду здорового, вдруг останавливается сердце.
Ну что. Слетал я в тот Комсомольск. Стажер справлялся хорошо, я доволен. Вложено в него много, и я к штурвалу не прикасаюсь.
Молодец, парень – грамотно рассчитал снижение. Там, как пройдешь нулевой меридиан Хабаровска, надо камнем падать. Потому что, во-первых, через Троицкое километры получаются не те, что указаны в штурманском расчете: над Троицким разворот в сторону Комсомольска больше чем на 90 градусов, и значительную часть расстояния съест это сопряжение. И, выйдя из разворота, окажешься выше, чем рассчитывал снизиться по тому штурманскому расчету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97